Послания на бересте. Берестяная грамота и день бересты

Хорошо быть человеком информационной эпохи! А вот в прежние времена все было несколько сложнее…

Например, в Древней Руси, не было стандартных программных текстовых гарнитур и приходилось писать руками. Кропотливо выводя каждую литеру.

Для письма, с IX века, использовали обычную для нас кириллицу, хотя и до этого около века на Руси существовала примитивная иероглифическая письменность – «черты и резы». Чтобы освоить алфавит и отработать почерк, ученики княжеских и семейных училищ использовали церы и писала.

Церы – это небольшие деревянные дощечки, размером с обычную школьную тетрадь, с выпуклой каймой, заполненные вровень с ней воском. На церах, как на современной классной доске, можно было выцарапывать небольшие тексты. Затем стирать их и писать что-нибудь снова.

Писала представляли собой небольшие костяные, деревянные или металлические стержни сантиметров 15-18 в длину и толщиной с современный карандаш. Рабочий конец писала был заострен, а противоположный чаще всего художественно украшался.

Если бы вам, как жителю Древней Руси понадобилось написать письмо, взять с собой на рынок список продуктов, оставить расписку в получении денег или составить себе походный молитвослов, вы бы стали осматриваться вокруг в поисках березы. Именно ее кору, иначе бересту, русичи использовали в качестве дешевого писчего материала для повседневных нужд.

Писали на бересте, как и на церах, обычными заостренными писалами, просто выцарапывая нужный текст. Крайне редко, для особо важных писем или черновиков официальных документов могли использовать чернила.

Если вы хотите почувствовать себя русским писцом начала XI века, вам следует воспользоваться вязальной спицей и нарезанными полосками бересты. Можно также растопить свечку и залить ее воском небольшую деревянную дощечку. Получится подобие церы.

С XIV века в отдаленных и небогатых районах дешевая береста заменяет дорогой пергамент в книгах. Многие сочинения северных старообрядческих общин дошли до нас именно в форме берестяных книг.

Делались берестяные книги довольно просто: книга писалась на заранее подобранных по размеру берестяных страницах; потом к ним прикладывались чистые листы обложки; затем с одной стороны в исписанных страницах шилом пробивались отверстия, через которые пропускался кожаный шнурок и таким образом книга скреплялась.

Летописи, официальные грамоты, законы и литературные произведения писались исключительно чернилами и на значительно более дорогом материале – пергамене.

Этот материал был изобретен во II веке до нашей эры в Малой Азии в городе Пергам и представлял собой особым образом выделанную телячью кожу.

Почему книги в древности стоили так дорого? Потому что для написания всего одной книги требовалось много ценного сырья – телячьих шкур (для изготовления Библии, близкой по формату к современному А4, требовались 150-180 шкур) и само изготовление пергамена также требовало большого труда!

Еще больше ценился труд переписчика. Грамотные люди в начале средних веков были в цене, а грамотные люди с красивым почерком вообще на вес золота. Один переписчик за день мог написать не более одной страницы. Кроме того, каждая страница подлежала кропотливому художественному оформлению: вначале на ней обязательно каким-нибудь орнаментом делалась рамка, в которую потом вписывался текст; а после заполнения страницы текстом (первую букву страницы тоже затейливо вырисовывали), к ней обязательно добавлялась красивая пояснительная картинка – миниатюра.

Каждую шкурку будущего пергамена требовалось промыть и ободрать с нее весь жесткий ворс. Затем ее неделю вымачивали в известковом растворе. После такого вымачивания из шкуры выпадал остальной волосяной покров.

Еще мокрую шкурку натягивали на деревянную раму, где сушили и мездрили полукруглыми ножами – то есть вычищали с внутренней стороны шкуры мягкую клетчатку, после чего еще втирали в нее мел и выглаживали пемзой.

Затем пергамен отбеливался, путем втирания в него муки и молока и нарезался на листы требуемого размера.

Пергамен был очень хорошим писчим материалом: на нем можно было писать с обеих сторон; он был очень светлым и прочным и не давал растекаться чернилам, благодаря втертому мелу; кроме того, пергамен можно было использовать несколько раз, соскоблив верхний слой с ранее написанным текстом.

В Византии и Европе существовали технологии окраски пергамена в пурпурный, ореховый, персиковый и другие цвета, а также изготовления золотых и серебряных чернил, которые использовали для особенно ценных книг. Но на Руси они не использовались.

Теперь – чернила! Европейские чернила часто были весьма дорогими и сложными в изготовлении. Но на Руси чаще всего обходились довольно дешевыми и доступными рецептами.

Основой для большинства чернил являлась камедь (смола некоторых видов акаций, либо вишни). В зависимости от того, какие вещества растворялись в камеди, чернила приобретали тот или иной цвет.

Черные чернила изготавливались из камеди и сажи («копченые чернила»). Также черные чернила можно было приготовить, вываривая в камеди «чернильные орешки» – болезненные наросты на листьях дуба. Добавляя в камедь бурое железо, ржавчину или железный купорос получали чернила коричневого цвета. Голубые чернила получались при соединении камеди и медного купороса, красные – камеди и киновари (сульфид ртути, красноватый минерал, встречающийся в природе повсеместно вместе с другими метаморфическими породами).

Существовали и односоставные чернила, для которых не требовалась даже камедь. Они изготавливались из некоторых растений. Из черники – фиолетовые чернила, из крушины – пурпурные, из корней спорыша или ягод бузины – синие, а из ее же листьев – зеленые.

В зависимости от состава, чернила либо изготавливались в небольшом количестве незадолго до использования, либо хранились в керамических или деревянных закрытых сосудах. Перед использованием, чернила разводились водой. Небольшое количество чернил наливали в специальный сосуд – чернильницу, который имел такую форму, чтобы устойчиво располагаться на столе, и было удобно макать в него перо.

Писали на пергамене остро заточенными перьями, обычно гусиными, так как они были наиболее прочными и долго держали заточку. Преимущественно использовались перья из левого крыла, потому что они лучше ложатся в правую руку (соответственно, левши пользовались перьями из правого крыла птицы). С кончика перьев убиралась часть бородки для улучшения ухватистости. Потом перья обезжиривались, вывариваясь в щелочи и закаливались в горячем песке и затачивались («чинились») ножом (отсюда современный складной нож получил наименование «перочинный»). Для написания заглавных букв могли
использоваться тонкие кисточки.

К написанию книг допускались писцы с самым красивым почерком. Заглавные буквы затейливо выписывались красными киноварными чернилами (отсюда «красная строка»). Заголовки писались вязью – особым декоративным начертанием букв. Практически каждая страница книги украшалась цветным рисунком – миниатюрой. На полях часто рисовались еще более мелкие рисунки – «полевые цветы». По краям листа в виде рамки пускали орнамент. Самым распространенным из орнаментов на Руси был «старовизантийский», он же «геометрический».

Готовые страницы сшивались в небольшие тетради, которые потом собирались в дощатый переплет, как правило, обтянутый кожей или бархатом, на которых мог присутствовать тесненный или вышитый рисунок или орнамент.

Часто уголки переплета ради пущей сохранности оковывались металлом, а особо ценные и священные книги обычно имели цельный металлический оклад и металлические застежки, которыми края переплета жестко фиксировались между собой, чтобы книга не теряла свою форму. Оклад мог быть сделан из золота или серебра и богато украшен самоцветами и барельефами.

Так как рукописные книги сами по себе, а также услуги переписчика были исключительно дороги, то и записи в них подвергались лишь самые важные, общекультурные ценности. Бульварные романы, детективы и низкопробная фантастика отсутствовали как класс. Никаких юмористических или утопических произведений среди тогдашних книг тоже было не встретить.

В первую очередь записи подвергались религиозные и мировоззренческие труды: Евангелия, послания апостолов, жития святых, Псалтири и другая духовная поэзия, чинопоследования богослужений, труды эллинистических и христианских философов и богословов и т.п.

Во вторую – различные труды и сведения, имеющие большую культурную или научную значимость: рассказы и повести, поучения, народные эпосы, былины, песни, поэмы, пословицы и поговорки. Часто записывались мифы, комедии и трагедии древности, кодексы законов и соборные вероопределения, исторические хронологии событий. Существовали и научные сочинения по математике, медицине, химии, географии, астрономии, кораблевождению, домоводству, биологии и другим дисциплинам.

Информация подбиралась весьма избирательно. Часто, ради нового текста, который считали более важным, какое-либо из древних произведений выскабливалось с пергамена, так как новых книг не хватало. Язык, отражая реалии времени, был гораздо более емким и точным чем сейчас. Каждое слово могло нести двойную, а то и тройную смысловую нагрузку.

06.12.2015 0 11757

Как-то так получилось, что в России вот уже несколько веков бытует мнение, что всё самое интересное, ошеломляющее и загадочное со стародавних времён находится за пределами нашей страны. Древние пирамиды-это Египет, Парфенон-Греция, замки тамплиеров-Франция. Стоит только сказать слово «Ирландия», как тут же представляешь: в тусклом лунном свете из тумана зеленых холмов грозно выезжают таинственные «всадники Сидов».

А Россия? Ну, сидели семьсот лет назад замшелые бородатые мужики над лоханками с квашеной капустой, моргали васильковыми глазами, строили деревянные городки, от которых остались еле заметные валы да курганы, и всё.

Но на самом деле средневековое материальное наследие наших предков поражает настолько, что порой начинает казаться, что наша почти что тысячелетняя история растёт прямо из травы.

Одно из главных событий, полностью перевернувших наше представление о мире русского Средневековья, произошло 26 июня 1951 года в Великом Новгороде. Там, на Неревском археологическом раскопе, была впервые обнаружена берестяная грамота . Сегодня она носит гордое название «Новгородская № 1».

Прорись берестяной грамоты № 1. Она сильно фрагментирована, однако состоит из длинных и совершенно стандартных фраз: «С такого-то села позёма и дару шло столько-то», поэтому легко восстанавливается.

На довольно большом, но сильно изорванном, как говорят археологи, фрагментированном куске бересты, несмотря на повреждения, довольно уверенно прочитывался текст о том, какие доходы с ряда сёл должны получить некие Тимофей и Фома.

Как это ни странно, первые берестяные грамоты не произвели ни в отечественной, ни в мировой науке сенсации. С одной стороны, это имеет своё объяснение: содержание первых найденных грамот очень скучно. Это деловые записки, кто кому что должен и с кого что причитается.

С другой стороны, объяснить невысокий интерес со стороны науки к этим документам трудно, практически невозможно. Помимо того что в том же, 1951 году новгородская археологическая экспедиция нашла ещё девять таких документов, а в следующем, 1952 году первую берестяную грамоту нашли уже в Смоленске. Один этот факт свидетельствовал о том, что отечественные археологи находятся на пороге грандиозного открытия, масштабы которого оценить невозможно.

На сегодняшний день в одном только Новгороде найдено почти 1070 берестяных грамот. Как уже было сказано, эти документы были обнаружены в Смоленске, сейчас их количество достигло 16 штук. Следующим, после Новгорода, рекордсменом стала Старая Русса, в которой археологи обнаружили 45 грамот.

Берестяная грамота № 419. Молитвеник

В Торжке их найдено 19, в Пскове - 8, в Твери - 5. В этом году археологическая экспедиция Института археологии РАН при раскопках в Зарядье, одном из старейших районов столицы, обнаружила четвёртую московскую берестяную грамоту.

Всего же грамоты найдены в 12 древнерусских городах, два из которых находятся на территории Белоруссии, и один - на Украине.

Помимо четвёртой московской грамоты, в этом году первая берестяная грамота была найдена в Вологде. Манера изложения в ней коренным образом отличается от новгородской. Это говорит о том, что в Вологде существовала своя, самобытная традиция эпистолярного жанра берестяных посланий.

Накопленный опыт и знания помогли учёным разобрать этот документ, но некоторые моменты в записке - всё еще тайна даже для самых лучших специалистов по древнерусской эпиграфике.

«Этой находки я ждал 20 лет!»

Практически каждая грамота-загадка. И за то, что постепенно нам, жителям XXI века, открываются их тайны, за то, что мы слышим живые голоса наших предков, мы должны быть благодарны нескольким поколениям учёных, занимавшихся систематизацией и расшифровкой берестяных грамот.

И, в первую очередь, здесь нужно сказать об Артемии Владимировиче Арциховском, историке и археологе, организовавшем в 1929 году новгородскую экспедицию. С 1925 пода он целенаправленно занимается археологическими раскопками памятников Древней Руси, начиная с курганов вятичей Подольского уезда Московской губернии и заканчивая грандиозными раскопками Новгорода и открытием берестяных грамот, за которое он и получил всеобщее признание.

Берестяная грамота № 497 (вторая половина XIV века). Гаврила Постня приглашает своего зятя Григория и сестру Улиту в гости в Новгород.

Сохранилось красочное описание того момента, когда одна из вольнонаёмных работниц, участвовавших в раскопках, увидев на вынутом из мокрой почвы свитке бересты буквы, отнесла их начальнику участка, который просто онемел от неожиданности. Увидевший это Арциховский, подбежал, взглянул на находку, и, превозмогая волнение, воскликнул: «Премия-сто рублей! Этой находки я ждал двадцать лет!»

Помимо того, что Артемий Арциховский был последовательным и принципиальным исследователем, он обладал и педагогическим талантом. И здесь достаточно сказать одно: учеником Арциховского был академик Валентин Янин. Валентин Лаврентьевич первым ввёл в научный оборот берестяные грамоты как исторический источник.

Это позволило ему систематизировать денежно-весовую систему домонгольской Руси, проследить её эволюцию и взаимосвязь с теми же системами в других средневековых государствах. Также академик Янин, опираясь на комплекс источников, в том числе на берестяные грамоты, выявил ключевые принципы управления феодальной республикой, особенности вечевого строя и института посадников, высших должностных лиц Новгородского княжества.

Но настоящую революцию в понимании того, чем же на самом деле являются берестяные грамоты, сделали не историки, а филологи. Имя академика Андрея Анатольевича Зализняка стоит здесь на самом почётном месте.

Новгородская грамота № 109 (ок. 1100 г.) о покупке краденой рабыни дружинником. Содержание: "Грамота от Жизномира к Микуле. Ты купил рабыню во Пскове, и вот меня за это схватила [подразумевается: уличая в краже] княгиня. А потом за меня поручилась дружина. Так что пошли-ка к тому мужу грамоту, если рабыня у него. А я вот хочу, коней купив и посадив [на коня] княжеского мужа, [идти] на своды [очные ставки]. А ты, если [еще] не взял тех денег, не бери у него ничего."

Для того, чтобы понять важность открытия Зализняка, надо учесть, что до открытия берестяных грамот в филологичёской науке, занимавшейся древнерусскими текстами, бытовало представление, что все источники, по которым мы можем что-либо узнать о литературном языке того времени, уже известны и вряд ли могут быть чем-то дополнены.

А документов, написанных языком, близким к разговорному, вообще сохранились единицы. К примеру, известны лишь два таких документа XII века. И вдруг вскрывается целый пласт текстов, вообще выходящих за рамки того, что было известно учёным о языке русского Средневековья.

И когда исследователи в 50-60-х годах прошлого века начали расшифровывать, реконструировать и переводить первые берестяные грамоты, у них сложилось полное убеждение, что эти документы написаны как попало. То есть их авторы путали буквы, допускали какие угодно ошибки и не имели представления об орфографии. Настолько язык берестяных грамот отличался от прекрасно изученного, на тот момент, высокого, литературного и богослужебного стиля Древней Руси.

Андрей Анатольевич доказал, что берестяные грамоты написаны по строгим грамматическим правилам. Иными словами, он открыл бытовой язык средневекового Новгорода. И, как ни странно, уровень грамотности был настолько высок, что находка грамоты с орфографической ошибкой становится настоящим подарком для лингвистов.

А ценность таких ошибок заключается в том, что современные методики позволяют реконструировать особенности умолкнувшего языка.

Самый тривиальный пример. Допустим, наша культура в одночасье исчезла. Через тысячу лет археологи находят чудом сохранившиеся книги на русском языке. Филологам удаётся прочесть и перевести эти тексты.

Но письменный источник не даёт возможности услышать исчезнувшую речь. И вдруг, находится ученическая тетрадь, в которой написано слово «карова», «дериво», «сонце», «чё». И учёным тут же становится понятным, как мы говорили и чем отличалась наша орфография от фонетики.

Рисунки мальчика Онфима

До открытия Андрея Зализняка мы не представляли уровня грамотности на Руси. Говорить о том, что она была поголовной, мы пока не имеем права, но то, что она была распространена в гораздо более широких слоях населения, чем думали прежде, уже доказанный факт.

И об этом очень красноречиво свидетельствует грамота за номером 687. Она датируется 60-80-ми годами XIV века. Это небольшой обрывок грамоты, и, судя потому, что удалось прочитать на ней специалистам, это письмо-распоряжение от мужа к жене. В расшифровке оно звучит следующим образом: «...масло себе купи, а детям одежду [купи], [того-то - очевидно, сына или дочь] отдай грамоте учить, а коней...»

Из этого лаконичного текста мы видим, что обучение грамоте детей в те времена было довольно заурядным делом, стоявшим в одном ряду с обычными бытовыми поручениями.

Грамоты и рисунки Онфима

Благодаря берестяным грамотам мы знаем, как дети средневекового Новгорода учились писать. Так, в распоряжении учёных есть два десятка берестяных грамот и рисунков мальчика Онфима, детство которого пришлось на середину XIII века.

Онфим умеет читать, знает, как пишутся буквы, умеет записывать богослужебные тексты со слуха. Есть довольно аргументированное предположение, что в Древней Руси, ребёнок, обучавшийся грамоте, начинал писать сначала на церах, тонких деревянных дощечках, покрытых тонким слоем воска. Это было легче для нетвердой детской руки, и уже после того, как ученик освоит эту науку, его обучали выцарапывать стилосом буквы на бересте.

Именно эти первые уроки Онфима дошли до нас.

Этот мальчуган из XIII века, по всей видимости, был большим шалопаем, поскольку его прописи богато приправлены разного рода рисунками. В частности, бесподобен автопортрет Онфима в образе всадника, протыкающего копьём поверженного врага. О том, что в образе боевого удальца мальчишка изобразил себя, мы знаем по прорисованному справа от всадника слову «Онфиме».

Закончив художественную композицию, озорник будто спохватился и вспомнил, что вообще-то этот кусок бересты он получил не для прославления своих предстоящих подвигов, а для обучения грамоте. И на оставшемся вверху незарисованном участке он довольно коряво и с пропусками выводит алфавит от А до К.

Вообще, именно благодаря тому, что Онфим был бесшабашным шалуном, такое количество его прописей дошло до нас. По всей видимости, этот мальчишка однажды разом потерял целую стопку своих прописей на улице, так же, как некоторые из нас, возвращаясь по дороге из школы домой, теряли тетрадки, учебники, а порой и портфели целиком.

Летоисчисление

Если вернуться к открытиям академика Зализняка в области берестяных грамот, то стоит сказать еще об одном. Андрей Анатольевич разработал уникальный метод датировки берестяных грамот. Дело в том, что большинство грамот датируются стратиграфическим способом. Его принцип довольно прост: всё, что оседает на землю в результате деятельности человека, укладывается слоями.

И если в определённом слое находится грамота с упоминанием какого-то новгородского должностного лица, скажем посадника, или архиепископа, а их годы жизни, или, по крайней мере, правления, хорошо известны из летописей, то мы можем уверенно сказать, что этот слой принадлежит такому-то временному промежутку.

Этот метод подкрепляется способом дендрохронологической датировки. Все знают, что возраст спиленного дерева можно легко посчитать по количеству годовых колец. Но эти кольца имеют разную толщину, чем она меньше, тем неблагоприятнее для роста был год. По последовательности чередования колец, можно узнать в какие годы это дерево росло, а зачастую, если сохранилось последнее кольцо, и в каком году это дерево было срублено.

Дендрохронологические шкалы для региона Великого Новгорода разработаны на 1200 лет назад. Эту методику разработал отечественный археолог и историк Борис Александрович Колчин, посвятивший свою научную деятельность раскопкам в Новгороде.

При археологических исследованиях оказалось, что Новгород стоит на очень топкой почве. Улицы на Руси мостили расколотыми вдоль волокон бревнами, обращая их плоской стороной вверх. Со временем, эта мостовая погружалась в топкую почву, и приходилось делать новый настил.

При раскопках оказалось, что их количество может доходить до двадцати восьми. Более того, последующие открытия показали, что новгородские улицы, проложенные в X веке, оставались на своих местах вплоть до XVIII столетия.

Заметив явные закономерности в последовательности толщины колец на этих мостовых, Борис Колчин составил первую в мире дендрохронологическую шкалу. И сегодня любую находку, сделанную на северо-западе России, в любом месте от Вологды до Пскова можно датировать с точностью практически до одного года.

Но что делать, если берестяная грамота найдена случайно? И таких насчитывается ни много ни мало, а чуть менее тридцати штук. Как правило, их находят в уже отработанном грунте с раскопов, который вывозится для благоустройства разных клумб, газонов и скверов. Но бывали и курьёзные случаи. Так, один новгородец пересаживал комнатный цветок из одного горшка в другой и в грунте обнаружил небольшой берестяной свиток.

Количество грамот, найденных случайно, приближается к 3 % от общего числа. Это немалая величина, и, конечно, всех их неплохо было бы датировать.

Академик Зализняк разработал так называемый внестратиграфический способ датировки. Возраст грамоты определяется по собственным свойствам её языка. Это и форма букв, которые, как известно, изменяются во времени, и формы обращения, и формы языка, поскольку язык развивается и немного меняется с каждым поколением.

Всего же для датировки надписи на бересте внестратиграфическим способом может использоваться порядка пятисот параметров. Этим способом можно датировать грамоты с точностью примерно в четверть века. Для документов семисотлетней давности это великолепный результат.

«300 детей учить книгам»

Крайне интересные изыскания в отношении берестяных грамот принадлежат доктору филологических наук, член-корреспонденту РАН Алексею Алексеевичу Гиппиусу. Он выступил с очень аргументированной гипотезой о том, кто, и почему начал писать первые берестяные грамоты. Прежде всего, Алексей Алексеевич указал на то, что до официальной даты Крещения Руси мы не имеем никаких данных, подтверждающих использование кириллицы в этот период.

Но после Крещения такие артефакты начинают появляться. Например, печать Ярослава Мудрого и «Новгородский кодекс»-древнейшая русская книга. Найдена она была относительно недавно, в 2000 году. Это три тонких липовых дощечки, соединявшиеся между собой по тому же типу, как современные книги.

Дощечка, размещавшаяся в середине, была покрыта тонким слоем воска с двух сторон, внешние дощечки были покрыты воском только изнутри. На страницах этой «книги» написано два псалма и начало третьего.

Инструменты для письма на бересте и воске. Новгород. XII-XIV вв.

Сам по себе этот памятник очень интересен и скрывал немало тайн, часть из которых уже разгадана. Но в контексте грамот он интересен тем, что он датируется самым началом XI века, в то время как самые ранние берестяные тексты были написаны в 30-х годах того же столетия.

По мнению профессора Гиппиуса, это означает, что после Крещения Руси и до появления первых грамот был довольно продолжительный период, когда уже существовала книжная традиция, государственная власть в своих атрибутах использовала надписи, а традиции бытового письма пока не появилось. Для того чтобы эта традиция появилась, сначала должна была сформироваться социальная среда, которая была бы готова и умела бы использовать этот способ коммуникации.

И сведения о том, как эта среда могла появиться, донесла до нас первая Софийская летопись. Под 1030 подом читается следующее сообщение: «Сем же лете идее Ярослав на чюдь, и победи я, и постави град Юрьев. И прииде к Новуграду и сьбра от старост и попов детии 300 учити книгам. И преставися архиепископ Акимь; и бяше ученикъ его Ефремь, иже ны учаше».

По-русски этот отрывок звучит так: «В этом же году ходил Ярослав на чудь и победил её и поставил град Юрьев (ныне Тарту). И собрал от попов и старост 300 детей учить книгам. И преставился архиепископ Иоаким, и был ученик его Ефрем, который нас учил».

И в этом бесстрастном хроникальном отрезке мы, по всей видимости, слышим голос одного из тех первых новгородских школьников, которые, окончив учиться, и положили бытовую традицию обмениваться посланиями, нацарапанными на бересте.

«От Рожнёта к Коснятину»

Коллекция берестяных грамот пополняется в среднем на полтора десятка в год. Примерно четверть из них - целые документы. Остальные - более или менее полные фрагменты записок. Как правило, новгородцы, получив весточку и прочитав её, сразу старались уничтожить послание. Именно этим и объясняется такое количество испорченных берестяных записок. Чем меньше грамота по размеру, тем больше вероятность, что её не разорвут и она дойдёт до нас в полной сохранности.

Единственная целая грамота, найденная в Новгороде в этом году, содержит такой текст: «я щеня». Вверху этого небольшого, размером пять на пять сантиметров, кусочка бересты проделана дырочка. Нетрудно догадаться, что какой-то ребенок нацарапал эту фразу для того, чтобы повесить её на ошейник своего питомца.

Однако думать, что наши предки писали послания по поводу и без повода - неправильно. Новгородцы были прагматиками и Писали грамоты только тогда, когда это было необходимо.

Огромный пласт дошедших до нас документов-письма. Отец пишет сыну, муж-жене, домовладелец -приказчику, и в подавляющем большинстве случаев содержание исключительно деловое. На втором месте по количеству стоят деловые записи, кто кому сколько должен, с кого какой оброк причитается. Есть даже небольшой корпус заговоров и заклинаний.

Подавляющее большинство грамот эпистолярного жанра начинаются с фразы, которая указывает, от кого к кому адресовано послание, например, «от Рожнёта к Коснятину». Неподписанные берестяные письма встречаются только в двух случаях: если это военные приказы или донесения и если это любовные письма.

Каждый год у учёных пополняется комплекс накопленных знаний о берестяных грамотах. Некоторые расшифровки, сделанные ранее, оказываются ошибочными, и, казалось бы, досконально изученные надписи предстают перед исследователями в совершенно новом свете. Можно не сомневаться, что самые ближайшие годы берестяные грамоты многократно удивят нас и откроют немало неизвестных доселе черт древних новгородцев.

Берестяная грамота R24 (Москва)

«Поехали есмы, господине, на Кострому, Юры с матьрью нас, господине, увернул в задь. А взял себе с матьрью 15 бел, тиун взял 3 белы, потом, господине, взял 20 бел да полтину».

Несмотря на то что в Москве уже были найдены три берестяные грамоты, именно четвёртая оказалась «настоящей» - берестяной грамотой того типа, который был классическим в Новгороде. Дело в том, что первые две московские грамоты-очень маленькие фрагменты, по которым невозможно реконструировать текст.

Третья, довольно объёмная, но написана она была чернилами. Такой способ письма в Новгороде встречается только один раз. Все остальные нацарапаны на бересте писалом-приспособлением, больше всего напоминающим стилос.

Примечательно, что писала давно известны археологам, занимающимся русским Средневековьем, но только с обнаружением первых грамот стало понятно назначение этого предмета, который прежде считали заколкой или булавкой, а порой вообще называли вещью неопределённого назначения.

Московская берестяная грамота № 3, сохранившаяся в виде нескольких полосок бересты .

Четвёртая московская грамота написана именно писалом, содержит, как и большинство классических грамот, финансовый отчёт о некоем предприятии, в данном случае о поездке в Кострому.

Некий человек пишет своему господину: «Поехали мы, господин, в Кострому, а Юрий с матерью нас завернул назад, и взял себе 15 бел, тиун взял 3 белы, потом господин, он взял 20 бел да полтину».

Итак, некто отправился по какому-то делу в Кострому-а на период написания грамоты эти края считались самым тихим и мирным владением московских князей из-за их удалённости от Орды. А Юрий с некоей матерью их завернул назад.

Более того, путешественники, которые пишут о себе во множественном числе, вынуждены были расстаться с довольно немалой суммой денег. В общей сложности они отдали и Юрию с матерью, и тиуну (так в Московской Руси называли княжеских наместников) 28 бел и полтину. Много это или мало?

Бела-это мелкая денежная единица, названа она так потому, что некогда эта монетка была аналогом цены беличьей шкурки. Из этого же ряда другая денежная единица, куна, которая равнялась по цене шкурке куницы.

Академик Валентин Лаврентьевич Янин для Новгорода чуть более ранней эпохи достоинство белы определяет как 1,87 г серебра, то есть 28 бел равно 52,36 грамма серебра.

Полтина и в древности означала половину рубля, а рубль в те времена был не монетой, а серебряным слитком весом 170 граммов.

Таким образом, авторы московской грамоты № 4 расстались с деньгами, общий номинал которых можно оценить в 137 граммов серебра! Если перевести это на современные цены в инвестиционных монетах, получится, что убыток составил 23,4 тыс. рублей. Сумма вполне ощутимая и для современного путешественника, если ему с ней придётся расстаться просто так.

Дмитрий Руднев

Прошлый, 2010 год оказался не просто урожайным, а знаковым: ученые обнаружили 1000-е и 1001-е по счету берестяное письмо.

26 июля 1951 года Нина Акулова, работница мебельного комбината, пришла на Неревский раскоп подработать во время отпуска по беременности. И надо же, ей сразу повезло. «Когда мы разрыли древнюю мостовую и стали ее зачищать, я нашла бересту. Я ее развернула, смотрю - на ней что-то начиркано. Я ее почистила и отнесла ученым», - вспоминала женщина.

Позже на Дмитровской улице (в старину она называлась Холопьей) установили памятный знак , гласящий, что именно здесь была найдена первая в истории России берестяная грамота.

БОГАЧ, БЕДНЯК

С легкой руки Акуловой находки посыпались как из рога изобилия. Только в том же 1951 году было найдено девять грамот. До того среди историков бытовало мнение, что население древнерусских княжеств грамоты не знало. Никому и в голову не приходило, что в Средние века кто-то, кроме князей и монашеского сословия, умел четко и ясно излагать свои мысли на «бумаге», это не смс валентинки писать. По всеобщему убеждению, островками света среди моря тьмы и невежества были лишь монастыри, где иноки переписывали священные тексты и вели летописи. И вдруг такой сюрприз! Послания на бересте составляли все - и богачи, и бедняки. Писали, правда, иногда так, как слышали, но ведь писали же! Речь в письмах шла обо всем подряд - о феодальных повинностях, о спорах между крестьянами, о жалобах холопов своим хозяевам. Порой послания обильно сдабривали отборным русским матом. Кстати, раньше считалось, что его занесли на Русь татаро-монголы, но нет: мат оказался исконно русским изобретением, как баня или самовар.

ДЕШЕВО И СЕРДИТО

Почему же в Великом Новгороде береста была в таком почете? Причина - все тот же пресловутый экономический фактор. Пергамент или бумага, появившаяся в России только при Иване Грозном, стоили больших денег, а береста - копейки, благо лесов вокруг Новгорода было немерено. К тому же березовая кора отлично сохраняла тексты, поскольку не боялась влаги. Так что расположенный в очень сыром месте Великий Новгород с его высокими грунтовыми водами не то что не погубил, а скорее законсервировал сообщения не бересте. Конечно, важные документы, такие, как права на владение землей, военные донесения, новгородцы писали на пергаменте, скрепляя их официальными печатями. Но вот черновики часто набрасывали именно на бересте, равно как бытовые записки и любовные послания. Письма после прочтения рвали пополам вдоль текста, резали ножом или просто выбрасывали. Писали на бересте не чернилами, а заостренным стержнем (писалом), глубоко процарапывая буквы. Благодаря этому сегодня у нас есть уникальная возможность ознакомиться с содержанием древних писем.

У КАЖДОГО СВОИ ПРОБЛЕМЫ

Итак, о чем же славяне писали друг другу? Вот берестяная грамота, датированная примерно 1240-1260 годами: «Поклон от Данила брату Игнату. Брат, позаботься обо мне: хожу ведь голый - ни плаща, ни иного чего! ...А госпожа мне ничего не пожаловала. Умилосердись же, брат, дай мне место на задворках: нечем кормиться. Кланяюсь тебе».

Так пусть разгорится сердце твое, и тело твое, и душа твоя страстью ко мне, и к телу моему, и к лицу моему

Что и говорить, у каждого были свои проблемы. У одного стол ломился от яств, а у другого в карманах гулял ветер.

В берестяных записках люди часто просили о помощи. Вот грамота, написанная в самый разгул монголо-татарского ига на Руси. Что же такого срочного сообщает простой новгородец своей супруге? «Поклон от Петра Марье. Я скосил луг, а озеричи (жители деревни Озера) у меня сено отняли...»

Казалось бы, жена Марья должна была бежать по всей деревне и призывать односельчан на помощь. Тем более что в те времена царило кулачное право. Так ведь нет. Петр, очевидно прекрасно знакомый с юридическими тонкостями, просит жену: «...Спиши копию с купчей грамоты да пришли сюда, чтобы было понятно, как проходит граница моего покоса».

Одна эта фраза говорит о многом. Во-первых, у грамотного крестьянина такая же грамотная жена. Во-вторых, его обидчики - тоже грамотные люди, иначе как бы они могли ознакомиться с документом? В-третьих, хозяйственные споры на Руси решались не мордобоем, а вполне цивилизованно. Вот тебе и «темные века»...

Я ТЕБЯ ЗАКОЛДУЮ, Я ТЕБЯ ЗАЦЕЛУЮ

Считается, что в прошлом женщина, и особенно на Руси, была забитым, темным и зависимым существом. Как бы не так! Женщина в Новгороде была свободным равноправным партнером. Жена зачастую посылала мужу «приказы» и вела финансовые дела. Мало того - дамы сами выбирали себе мужей и не стеснялись домогаться предметов своей страсти. Не верите? Читайте: «Я посылала к тебе трижды. Что за зло ты против меня имеешь, что в эту неделю ты ко мне не приходил? А я к тебе относилась как к брату! Неужели я тебя задела тем, что посылала к тебе? А тебе, я вижу, не любо. Если бы тебе было любо, то ты бы вырвался из-под людских глаз и примчался... хочешь ли, чтобы я тебя оставила? Даже если я тебя по своему неразумению задела, если ты начнешь надо мною насмехаться, то пусть судит тебя Бог и я».

Увы, предмет обожания был равнодушен к автору послания. Прочитав его, мужчина в сердцах разрезал его ножом, обрывки завязал в узелок и бросил в кучу навоза. Но женщины не спешили опускать руки - прибегали к заговорам. «Так пусть разгорится сердце твое, и тело твое, и душа твоя страстью ко мне, и к телу моему, и к лицу моему...» - говорится в другом послании. Жаль, неизвестно, помогло ли колдовство женщине, потерявшей голову от любви...

Древний человек, как и современный, периодически испытывал желание зафиксировать свои эмоции или мысли. Сегодня всё просто - мы возьмём блокнот и ручку, либо откроем компьютер и напишем нужный текст. А много веков назад наши пращуры использовали острый камень для выбивания им на стене пещеры рисунка или значка. А на чем и чем писали в стародавние времена на Руси?

Церы и писала - что это такое?

Писала, которыми и работали с воском, делали из кости, дерева или металла. Эти пращуры современных карандашей выглядели как палочки длиной до двадцати сантиметров, с заостренным концом. Писала украшались резьбой или орнаментом.

Береста и пергамент как замена бумаге

Для серьезных литературных произведений, летописей, официальных грамот, законов использовался более дорогой материал, чем береста - пергамент. Пришёл он из Азии, где был изобретён предположительно во втором веке до нашей эры. Делался он из телячьей кожи, которая проходила особую выделку. Поэтому старинные книги стоили очень дорого - слишком ценное было сырье. Например, чтобы изготовить листы для Библии в современном формате А4, необходимо было использовать не менее 150 телячьих шкур.

Процесс изготовления пергамента был очень непростым. Шкуры промывались, очищались от ворса, вымачивались в растворе извести. Потом мокрое сырье натягивалось на деревянную рамку, растягивалось, сушилось. С помощью специальных ножей внутренняя сторона как следует очищалась от всех частиц. После этих манипуляций шкура натиралась мелом и выглаживалась. Заключительный этап - отбеливание, для этого использовались мука и молоко.

Пергамент был великолепным материалом для письма, светлым и прочным, двусторонним, и к тому же многоразовым - при необходимости верхний слой можно было легко соскоблить. Писали на нем чернилами.

Не ешь ягодку, лучше чернила сделай

Можно было поступить проще, то есть просто использовать природные материалы. Например, сок черники - и готовы красивые фиолетовые чернила, ягоды бузины и корень спорыша - вот вам и тушь синего цвета. Крушина давала возможность сделать яркие пурпурные чернила, а листья многих растений - зелёные.

Приготовление чернил нельзя назвать легким делом, поэтому готовились они непосредственно перед применением и в очень небольшом количестве. Если часть жидкости оставалась неиспользованной, ее хранили в плотно закрытых сосудах из керамики или дерева. Обычно чернила старались делпать достаточно концентрированными, потому при письме в них добавляли воду. Так возникли чернильницы, то есть небольшие устойчивые емкости удобной формы для разведения чернил и макания перьев.

Перышко гусиное, или почему перочинный нож так называется

Перо нужно было как следует подготовить: его обезжиривали, вывариваем в щёлочи, закаливали в горячем песке, и только после этого затачивали или «чинили» при помощи ножичка. Перочинный нож – название пошло именно оттуда.

Писать пером было сложно, для этого требовалось особое умение. При неаккуратном использовании на пергамент летели мелкие брызги, при излишнем нажатии перо распластывалось, создавая кляксы. Потому для написания книг привлекались особые люди - писцы, имеющие красивый аккуратный почерк. Они искусно выписывали заглавные буквы красными чернилами, делали заголовки вязью, украшали страницы книги красивыми рисунками, пускали орнамент по краям.

Приход металлических перьев на смену птичьим

Первые металлические перья стоили очень дорого, их часто делали не просто из стали, а из драгоценных металлов, а саму палочку украшали рубинами, алмазами и даже бриллиантами. Понятно, что такая роскошная вещь была доступна только очень богатым людям. Несмотря на появление металлических соперников, гусиные перья продолжали честно скрипеть по бумаге. И только в конце XIX века производство стальных перьев было поставлено на поток, они появились практически в каждом доме, где умели писать.

Металлические перья используют и сегодня – их вставляют в поршневые ручки, плакатными перьями пользуются художники, есть даже специальные нотные перья.

Из источников по бытовой письменности XI-XV веков наибольший интерес представляют берестяные грамоты и памятники эпиграфики (эпиграфика - историческая дисциплина, изучающая надписи на твердом материале). Культурно-историческое значение этих источников чрезвычайно велико. Памятники бытовой письменности позволили покончить с мифом о чуть ли не поголовной безграмотности в Древней Руси.

Впервые берестяные грамоты были обнаружены 1951 году во время археологических раскопок в Новгороде. Затем они были найдены (хотя и в несравненно меньшем количестве, чем в Новгороде) в Старой Руссе, Пскове, Смоленске, Твери, Торжке, Москве, Витебске, Мстиславле, Звенигороде Галицком (под Львовом). В настоящее время собрание текстов на бересте насчитывает свыше тысячи документов, и их число постоянно растет с каждой новой археологической экспедицией.

В отличие от дорогого пергамена береста была самым демократичным и легкодоступным материалом письма в средневековье. Писали на ней острым металлическим или костяным стержнем, или, как его называли в Древней Руси, писалом. На мягкой березовой коре буквы выдавливались или процарапывались. Лишь в редких случаях на бересте писали пером и чернилами. Старшие берестяные грамоты из числа обнаруженных ныне относятся к первой половине - середине XI века. Однако в Новгороде было найдено два костяных писала, которые датируются по археологическим данным временем до крещения Руси: одно - 953-957 годами, а другое - 972-989 годами.

Как отмечает В. Л. Янин в книге «Я послал тебе бересту…» (3-е изд. М., 1998. С. 30, 51), «берестяные грамоты были привычным элементом новгородского средневекового быта. Новгородцы постоянно читали и писали письма, рвали их и выбрасывали, как мы сейчас рвем и выбрасываем ненужные или использованные бумаги», «переписка служила новгородцам, занятым не в какой-то узкой, специфической сфере человеческой деятельности. Она не была профессиональным признаком. Она стала повседневным явлением».

Социальный состав авторов и адресатов берестяных грамот очень широк. Среди них не только представители титулованной знати, духовенства и монашества, но также купцы, старосты, ключники, воины, ремесленники, крестьяне и другие лица. В переписке на бересте принимали участие женщины. В ряде случаев они выступают как адресаты или авторы грамот. Сохранилось пять писем, отправленных от женщины к женщине.

В подавляющем большинстве берестяные грамоты написаны по-древнерусски, и лишь небольшое число - по-церковнославянски. Кроме того, обнаружены две берестяные грамоты, написанные жившими в Новгороде иностранцами на латинском и нижненемецком языках. Известны также греческая и прибалтийско-финская грамоты. Последняя представляет собой заклинание, языческую молитву середины XIII века. Она на триста лет старше всех известных ныне текстов, написанных по-фински или по-карельски.

Перевод: «От Полчка (или Полочка)…(ты) взял (возможно, в жёны) девку у Домаслава, а с меня Домаслав взял 12 гривен. Пришли же 12 гривен. А если не пришлёшь, то я встану (подразумевается: с тобою на суд) перед князем и епископом; тогда к большому убытку готовься…».

Берестяные грамоты, по преимуществу, частные письма. Повседневный быт и заботы средневекового человека предстают в них в мельчайших подробностях. Авторы посланий на бересте рассказывают о своих сиюминутных делах и заботах: семейных, бытовых, хозяйственных, торговых, денежных, судебных, нередко также о поездках, военных походах, экспедициях за данью и т. п. Вся эта бытовая сторона средневекового уклада, все эти мелочи обыденной жизни, столь очевидные для современников и постоянно ускользающие от исследователей, слабо отражены в традиционных жанрах литературы XI-XV веков.

Тексты на бересте разнообразны в жанровом отношении. Помимо частных писем, встречаются разного рода счета, расписки, записи долговых обязательств, владельческие ярлыки, завещания, купчие, челобитные от крестьян к феодалу и другие документы. Большой интерес представляют тексты учебного характера: ученические упражнения, азбуки, перечни цифр, списки слогов, по которым учились читать. В грамоте № 403 50-80-х годов XIV века находится маленький словарик, в котором для русских слов указаны их прибалтийско-финские переводы. Значительно реже встречаются берестяные грамоты церковного и литературного содержания: отрывки литургических текстов, молитвы и поучения, например, две цитаты из «Слова о премудрости» знаменитого писателя и проповедника Кирилла Туровского, умершего до 1182 года, в берестяном списке первого 20-летия XIII века из Торжка. Сохранились также заговоры, загадка, школьная шутка.

Из всех восточнославянских письменных источников XI-XV веков берестяные грамоты наиболее полно и разнообразно отразили особенности живой разговорной речи. Исследование текстов на бересте позволило А. А. Зализняку в монографии «Древненовгородский диалект» (М., 1995) восстановить его многие особенности. Рассмотрим наиболее важные из них.

В древненовгородском диалекте отсутствовал общеславянский результат второй палатализации: переход заднеязычных [к], [г], [х] в мягкие свистящие согласные [ц?], [з?], [с?] в положении перед гласными переднего ряда [e] () или [и] дифтонгического происхождения. Все славянские языки пережили вторую палатализацию, и только древненовгородский диалект ее не знал. Так, в грамоте № 247 (XI век, вероятно, вторая четверть) опровергается ложное обвинение в краже со взломом: «А замъке кле, а двьри кл…», то есть ‘А замок цел, и двери целы…?. Корень кл- ‘целый? представлен в обоих случаях без эффекта второй палатализации. В берестяной грамоте XIV в. № 130 встречается слово хрь в значении ‘серое (некрашеное) сукно, сермяга? (корень хр- ‘серый?).

В Им. пад. ед. ч. муж. р. твердого о-склонения окончанием было -е. Это окончание встречается у существительных брате ‘брат?, прилагательных меретве ‘мертв?, местоимений саме ‘сам?, причастий погублене ‘погублен?, в именной части перфекта - забыле ‘забыл?. «Дешеве ти хлебе», то есть ‘дёшев (здесь) хлеб?, - писал в первой четверти XII века новгородец Гюргий (Георгий), советуя отцу и матери продать хозяйство и переселиться в Смоленск или Киев, так как в Новгороде, очевидно, был голод. Флексия -е отличает древненовгородский диалект от всех славянских языков и говоров. Во всем остальном славянском мире ей соответствует в древнюю эпоху окончание -ъ (например, братъ, самъ), а после падения редуцированных ъ и ь - нулевая флексия (брат, сам). Напомним, что буквами ъ «ер» и ь «ерь» в древности обозначались особые сверхкраткие звуки, несколько похожие в своем произношении соответственно на [ы] и [и], которые окончательно исчезли из русского языка в начале XIII века.

В Род. пад ед. ч. у существительных а-склонения в древненовгородском диалекте с самого начала письменности господствовало окончание - (у жен), в то время как в стандартном древнерусском языке здесь было окончание -ы (у жены). Для настоящего времени глагола было характерно явное преобладание в 3 л. ед. ч. и 3 л. мн. ч. форм без -ть: живе, молоти, бью, приходя и т. д. В стандартном древнерусском языке было соответственно: живеть, молотить, бьють, приходять.

Бытовые грамоты чрезвычайно близки диалектной речи. Однако их нельзя рассматривать как точную передачу разговорного языка. В бытовой письменности существовал свой сложившийся обычай языкового употребления, который усваивали во время обучения грамоте. Н. А. Мещерский установил, что в частной переписке на бересте были особые адресные и этикетные эпистолярные формулы. Часть таких формул имеет книжное происхождение, хотя в подавляющем большинстве берестяные грамоты не являются литературными произведениями и памятниками книжного языка. Так, в начале грамоты часто используется традиционная формула покланяние или поклон от такого-то к такому-ту, а в конце послания встречаются устойчивые обороты добр сътворя ‘будь добр, пожалуйста? или цлую тя в значении ‘приветствую тебя?.

Берестяные грамоты дают богатый материал для изучения некнижных, бытовых графических систем. В Древней Руси элементарный курс грамотности ограничивался одним обучением читать. Но закончив его, ученики, хотя и непрофессионально, могли писать, перенося навыки чтения на письмо. Искусству писать и правилам правописания учили специально, главным образом будущих книгописцев. В отличие от книжных текстов, созданных писцами-профессионалами, берестяные грамоты созданы людьми, в своем большинстве специально не учившимися писать. Не проходя через фильтр книжных орфографических правил, берестяные грамоты отразили многие местные особенности живой речи XI-XV веков.

В памятниках книжного письма, напротив, тщательно устранялись черты диалектной речи. В книжный текст проникали лишь те местные языковые особенности, от которых было трудно избавиться - например, цоканье. Берестяные грамоты показывают, сколь большое значение имел фильтр книжного правописания, насколько радикально средневековые книгописцы отказывались от областных особенностей живой речи в своей профессиональной деятельности.

Часть 2.

Как установил Зализняк, основные отличия бытовых графических систем от книжного письма сводятся к следующим моментам:

1) замена буквы ь на е (или наоборот): коне вместо конь, сьло вместо село;

2) замена буквы ъ на о (или наоборот): поклоно вместо поклонъ, четъ вместо чьто;

3) замена буквы на е или ь (или наоборот). Последовательная замена е и ь на h (весьма редкий графический прием) представлена в надписи 20-50-х годов XII века, процарапанной на деревянной дощечке (цере): «А язъ тиун дан ж уял» ‘А я, тиун, дань-то взял? (тиун ‘дворецкий, домовый управитель при князьях, боярах и епископах; должностное лицо по управлению города или местности?).

4) скандирование, или скандирующий принцип записи, состоит в том, что на письме за любой согласной буквой должна следовать гласная буква. Если на фонетическом уровне гласной нет, то пишутся «немые» ъ или ь, о или е - в зависимости от твердости или мягкости предшествующей согласной, например: доругая соторона вместо другая сторона. В качестве «немых» гласных после согласных могли использоваться также ы или и: овиса вместо овьса, своимы вместо своимъ.

Как видим, текст, написанный с использованием бытовых графических правил, существенным образом отличается от книжного письма. Так, в грамоте 40-50-х годов XII века встречается написание ко монь, которому в книжной орфографии соответствует форма къ мън. Тем не менее бытовые графические системы иногда проникали в книжное письмо. Их употребление известно в ряде древненовгородских и древнепсковских рукописей.

Языку берестяных грамот близки надписи-граффити, прочерченные острым предметом (часто тем же писалом) по твердой поверхности. Особенно многочисленны и интересны в лингвистическом отношении тексты на штукатурке древних зданий, главным образом церквей. В настоящее время граффити обнаружены на стенах архитектурных памятников многих древнерусских городов: Киева, Новгорода, Пскова, Старой Ладоги, Владимира, Смоленска, Полоцка, Старой Рязани, Галича Южного и др. Большое количество надписей, сделанных не только представителями княжеско-боярских и церковных кругов, но и дружинниками, ремесленниками, простыми богомольцами, свидетельствует о широком распространение грамотности на Руси уже в XI-XII веках. Древнерусским граффити посвящены важные исследования историков и лингвистов (см., например: Высоцкий С. А.

Киевские граффити XI-XVII веков. Киев, 1985; Медынцева А. А. Грамотность в Древней Руси: По памятникам эпиграфики X - первой половины XIII века. М., 2000; Рождественская Т. В. Древнерусские надписи на стенах храмов: Новые источники XI-XV веков. СПб., 1992).

Рождественская выделяет следующие типы надписей: надписи-«моления» с формулой «Господи, помози (помяни, спаси и т. д.)», поминальные надписи с сообщением о смерти (такова запись в Софии Киевской о смерти великого князя Ярослава Мудрого в 1054 году), надписи-автографы (например, XII и XIII века в Георгиевском соборе Юрьева монастыря в Новгороде: «а се Созоне?лъ лютыи…» - ‘А вот Созон лютый писал?, «Иване?лъ лвою рукою»), богослужебные надписи (библейские и литургические цитаты, покаянные стихи и др.), «летописные», или «событийные», надписи, надписи делового содержания, надписи «литературного» характера (так, процитированные на стене Софии Киевской во второй половине - конце XI века изречения из переводного памятника «Разумы сложения Варнавы Неподобного», известного по рукописям только с рубежа XIV-XV веков, датируют появление этого произведения на Руси временем не позднее второй половины XI столетия), фольклорные надписи (пословицы, поговорки, загадки и т. п.), «бытовые» надписи (например, XIV-XV веков в церкви Федора Стратилата в Новгороде: «о попове свщници укланяитеся от пьяньства…» - ‘о попы-священники, уклоняйтесь от пьянства!?, «И(о)сав(е) со мною шле ис торгу збиле мене я (з)апслъ» - ‘Иосаф шел со мною с торговой площади, сбил меня (с ног), я и записал?).

Некоторые надписи тщательно зачеркнуты. Одну из них, конца XII - начала XIII века, из Софийского собора в Новгороде удалось разобрать. По мнению Медынцевой, это детская песенка-считалка, однако Рождественская связывает надпись с языческим погребальным обрядом: «(ако с)дите пиро(ге въ) печи гридьба въ корабли… пелепелъка пар(и в)ъ дуброве пост(ави) кашу по(ст)ави пироге ту [туда. - В. К.] иди». Как отмечает Рождественская, в основе этого ритмизованного текста лежит смысловой параллелизм, находящий поддержку в синтаксических конструкциях и грамматических формах: пирог (ед. ч.) - в печи, гридьба ‘дружина? (ед. ч.) - в корабле, перепелка (ед. ч.) - в дуброве. Какой-то современник надписи тщательно зачеркнул ее и обругал автора, приписав ниже: «усохните ти руки».

Иногда на стенах храмов появлялись граффити, представляющие собой юридические документы. На стене киевской Софии, главного храма Киевской Руси, была сделана надпись о покупке вдовой князя Всеволода Ольговича земли, ранее принадлежавшей Бояну, за огромную сумму - 700 гривен соболей. Надпись составлена согласно формуляру купчих грамот с упоминанием свидетелей-«послухов»: «…а передъ тими послухы купи землю княгыни бояню вьсю…». Обнаруживший надпись Высоцкий датировал ее второй половиной XII века и предположил, что проданная земля некогда имела какое-то отношение к прославленному поэту-певцу «вещему» Бояну, жившему в XI столетии и воспетому в «Слове о полку Игореве». По менее вероятному предположению Б. А. Рыбакова, надпись относится к концу XI века и могла быть сделана вскоре после смерти Бояна. Впрочем, Рыбаков подчеркивал, что «текст граффито сам по себе не дает нам права отождествлять Бояна-песнотворца с Бояном-землевладельцем».

Глаголическое письмо, изобретенное первоучителем славян святым Кириллом, не получила широкого распространения в Древней Руси и ее использовали лишь искусные книжники. До нашего времени не дошло ни одной восточнославянской глаголической книги. Лишь в восьми сохранившихся кириллических рукописях XI-XIII веков встречаются отдельные глаголические слова и буквы. Между тем известны глаголические и смешенные глаголически-кириллические надписи XI-XII веков на стенах Софийских соборов в Новгороде и Киеве. Одну из них процарапал «лютый Созон» в первой половине XII века, закончив приведенный выше кириллический текст глаголическими буквами.

По мнению Рождественской, так как большинство находок древнерусских надписей с глаголическими буквами и кириллических рукописей с глаголическими «вкраплениями» относится к Новгороду и Северной Руси (в Новгороде, например, сохранилось 10 граффити XI века, а в Киеве 3), это заставляет предположить о существовании более тесных и самостоятельных связей Новгорода по сравнению с Киевом с глаголической традицией и глаголическими центрами в Западной Болгарии, Македонии и Моравии.

По наблюдениям Рождественской, важным отличием памятников эпиграфики от книжных текстов является более свободное отношение к книжной норме. Причем степень реализации книжной нормы во многом зависит от типа надписи. Если в богослужебных надписях церковнославянский язык более русифицирован по сравнению с аналогичными книжными текстами, то в надписях светского содержания отразился язык повествовательных и деловых жанров древнерусской письменности. Живая разговорная речь слышна в небольшой рифмованной насмешке XI-XII веков, возможно, над задремавшим певчим или богомольцем в Софии Новгородской: «Якиме стоя усъне а ръта и о камень не ростепе» ‘Яким, стоя, уснет, а рта и о камень не расшибет (то есть не раскроет)?.

В надписях-граффити всех типов отсутствует жёсткое противопоставление церковнославянского и древнерусского языков. Вместе с тем новгородские надписи более последовательно, чем берестяные грамоты, отражают книжную орфографическую норму. Что касается диалектных особенностей, то и в этом отношении граффити, как и эпиграфика в целом, более сдержанны, чем берестяные грамоты, что объясняется меньшим объёмом текста и устойчивостью письменных формул. Таким образом, книжная языковая норма в эпиграфике более вариативна, чем в книжных текстах, и менее вариативна, чем в берестяных грамотах.