Общероссийские газеты о деревне и земле. Газета Родная Земля Рамешки

Тридцать лет назад Алексей Жуков поступил в сельхозинститут, вдохновившись примером деда, который после войны почти до самой пенсии проработал комбайнёром и водителем в колхозе. Сегодня Алексей Жуков развивает сельскохозяйственную отрасль уже на правах главы муниципального района, а свободное время посвящает работе на приусадебном участке, который когда-то возделывал дедушка.

— В нашем районе 68 населённых пунктов, поэтому с руководителями всех трёх поселений всегда на связи. О том, где нужно положить асфальт, осветить улицу или подремонтировать Дом культуры, сразу же сообщают мне, — начинает мэр. — Дело в том, что бюджеты у поселений небольшие, и финансов для решения вопросов местного значения им не хватает. Составляя проект бюджета на очередной финансовый год, мы всё это учитываем. Когда во время ежеквартального перераспределения финансовых остатков появляется лишняя копейка — тоже идёт на нужды поселений.

— У каждого поселения — своя специфика или проблемы — общие для всех?

— Логично, что в Байкаловском и Краснополянском сельских поселениях с развитой коммунальной инфраструктурой гораздо больше вопросов в сфере ЖКХ, чем на территории Баженовского поселения, где нет централизованного теплоснабжения и водоотведения. Кроме того, в этих двух поселениях каждый год нужно заботиться об организации паромной переправы: в этом году из-за дождей в Елани мост затоплен на 267 сантиметров, в селе Городище — на 195. Но в основном проблемы однотипные. В первую очередь — это вопросы благоустройства и культуры.

Иногда мои земляки, видя, как развивается Байкалово, спрашивают, почему в их небольшом, достаточно удалённом селении не делается то же самое. Но то, что можно сделать в райцентре, не всегда легко реализовать в малом населённом пункте.

Все эти вопросы можно было бы решать быстрее, но необходимо пересмотреть существующую систему оценки расходных полномочий сельских поселений — об этом сегодня говорят все главы без исключения. Принцип подушевого финансирования муниципальных образований приводит к тому, что большая по размеру, но немногочисленная территория вынуждена сдерживать свои потребности и кроить свой бюджет так, чтобы хватало лишь на самое необходимое. Но продовольственную безопасность страны обеспечивают люди, которые живут за пределами МКАДа и ЕКАДа. И чтобы агропромышленный сектор развивался и был конкурентоспособен, селяне должны чувствовать себя хозяевами на своей земле.

— В Интернете обнаружила генплан на 50 страниц по деревне Яр, где живёт всего 20 человек. Зачем такой документ?

— В ближайшее время такие «паспорта» появятся у всех населённых пунктов. Когда у проблемы появляется имя — решать её проще. На основе этих документов готовим стратегический план развития территории — будем утверждать этот документ на уровне области в следующем году.

— Какие пункты этого плана считаете самыми важными?

— Во-первых, войти в программу министерства энергетики и ЖКХ по модернизации системы водоснабжения села Байкалово. Из-за изменения норм СанПиНа проект Малковского водовода пришлось доработать, сейчас подаём заявку на финансирование в следующем году. Вторая моя большая мечта — построить в Байкалово новую школу на 550 мест — сейчас больше 300 ребят учатся во вторую смену. Третий вопрос — дорожный. Из 300 километров улично-дорожной сети района в ремонте нуждается половина. Наиболее проблемные участки — грунтовые дороги в деревнях, которые остались от колхозов и совхозов. Не везде они были хорошо обустроены, а работать с этим «наследством» — нам. За последние пять лет мы при поддержке области продвинулись в этом направлении. Сейчас, например, одеваем в асфальт три улицы в деревне Калиновка.

— А нас район приятно удивил своими дорогами…

— Наше градообразующее предприятие — компания по строительству и ремонту дорог «Мелиострой» . Она успешно работает здесь и куёт нам славу по всей области. Вот, например, один из их объектов — мост в Алапаевском районе (Алексей Жуков с гордостью показывает на фотографию, висящую в рамочке на стене. — Прим. ред.). Предприятие даёт рабочие места (летом число работающих доходит до 420 человек, зимой — примерно 250), участвует в социальной жизни нашего района и помогает меценатством.

Исторический снимок: Борис Николаевич Ельцин - на стройплощадке будущего свинокомплекса, 1981 год. Фото: из архива администрации Байкаловского МР.

— В Интернете есть исторический снимок: Борис Николаевич Ельцин — на стройплощадке свинокомплекса в Байкалово в 1981 году. Что сейчас с этим комплексом?

— В сложные для сельского хозяйства девяностые годы он был закрыт, как и многие сельхозпредприятия. Но на их базе появились новые, и они очень успешны. Сегодня в нашем районе восемь таких предприятий и 25 крестьянско-фермерских хозяйств. В прошлом году агрофирма «Восточная» запустила коровник на 200 голов в деревне Палецкова, появился коровник на 367 голов в Липовке. В деревне Береговой будет строиться молочно-товарный комплекс на 600 голов. Все предприятия работают с прибылью, отстающих нет. Каждый год наше сельское хозяйство демонстрирует рост в 3-4 процента, стабильно держим третье место по надоям молока среди территорий Восточного округа. Каждый год вводим в эксплуатацию одну-две тысячи гектаров неиспользуемых земель. Сейчас на территории остаётся еще около 17 тысяч гектаров, которые можно использовать с пользой, так что работа на грядущую пятилетку есть.

— Ирбитское молоко всегда на слуху, а вот про байкаловское ничего не слышно. Почему?

— На Ирбитский молзавод везут молоко с нескольких территорий, в самом Байкалово работает филиал завода, так что наше молоко — часть этого бренда. А недавно руководство завода выступило с предложением обустроить на филиале ещё одну линию по производству сухого молока и сыворотки.

— Диплом сельхозинститута помогает в работе?

— Мне повезло, что я остался на территории сельскохозяйственного района, где эти навыки требуются каждый день. Модернизация оборудования и техники, помощь сельхозпредприятиям и начинающим фермерам с оформлением документов, освоение неиспользуемых земель — на помощь администрации наши селяне всегда могут рассчитывать. Кроме врачей и педагогов, предоставляем жильё работникам сельского хозяйства. Зоо- техник, механик, доярка — все профессии в одинаковом приоритете. За пять лет обеспечили жильём 35 молодых аграриев.

— А у вас свой сад-огород есть?

— В деревне Палецкова у меня 25 соток земли, примерно 18 соток из них заняты картофелем. Этот участок мне достался от деда. Уход за огородом и занимает большую часть свободного времени — прошлые выходные тоже провёл там. А когда работа в радость, то и результат радует.

Справка «ОГ»:

Алексей Анатольевич Жуков родился в 1969 году.

В 1986 году поступил на факультет механизации сельского хозяйства Свердловского сельскохозяйственного института. После окончания вуза, отработав два года по специальности в совхозе «Байкаловский», занимался призывом граждан на военную службу.

В 2006 году занял должность заместителя главы Байкаловского района по со-циальным вопросам.

В октябре 2009 года избран главой муниципального района.

В сентябре 2013 года переизбран на второй срок.

• Опубликовано в №133 от 25.07.2017

Редакционный проект «Исчезнувшие сёла. Незабытые страницы истории» нашёл отклик у наших читателей. Мы получаем много отзывов после публикаций о малых сёлах и деревнях даже из других областей и регионов. Бывшим жителям сельской глубинки близки, понятны размышления и истории о деревнях и сёлах. Перед их глазами проходит судьба поселения с интересным прошлым, когда-то полная жизни, а сейчас угасающая…

Сегодня приглашаем вас в село Троицкое Шейнского сельсовета.

Историческая справка
Троицкое (Старое Село), русская деревня, расположенная на правом берегу реки Толковка. Образована примерно в 1800 году на месте старого села Шейно, перенесённого на новое место между 1762 и 1782 годами. Названо по прежней церкви во имя Святой Троицы в селе Шейно. Перед отменой крепостного права Троицкое вместе с Козловкой принадлежали помещице Аграфене Буланиной как деревня Старое Село Керенского уезда. В двух селениях было 514 крестьян, у крестьян - 115 дворов на 176 десятинах усадебной земли, 1000 десятины пашни. У помещицы - 2200 десятин земли.
В 1911 году - деревня Шейнской волости Керенского уезда, имение помещиков-немцев Гартман. В 1864 году здесь проживало 275 человек, в 1911 - 375, в 1930 - 543, в 1979 - 326, в 1996 - 146. Сейчас в селе Троицкое зарегистрировано 36 жителей.

Место это не совсем обычное. Строжёк, Федин овраг, Грошево поле, Татарский лес, Земцова вершина, Пугачёвский вал, Барский сад. А почему Татарский, почему Пугачёвский, Барский? Ответы на некоторые из этих вопросов нам помогла получить коренная жительница села Вера Ивановна Хохлова. Вместе с ней и главой сельской администрации Юрием Викторовичем Мартьяновым мы объехали-обошли всю деревню.
Сразу на въезде в село Троицкое ощущается его, если можно сказать, причастность к старине. По правую сторону возвышается ряд непривычных для современного глаза построек: сенницы, куда деревенские складывали сено для скотины. А сейчас «ни животины, ни сенца», живности на дворах не держат, и стоят сенницы, как напоминание о прошлом.
Да и вообще, это село от личается от нынешних «развитых» населённых пунктов. Сохранились каменные погреба через дорогу от домов, где так хорошо хранится урожай до весны (не то, что в наших квартирных подполах). До сих пор топятся баньки по-чёрному. Встречаются постройки, крытые щепой. Много каменных домов из старинного красного кирпича с четырёхскатными крышами и даже - саманные. Для молодых и городских объясняем: кирпичи для стен у саманных домов изготавливали из смеси глины, соломы и воды. Жилища получались тёплые, сухие и главное, огнестойкие.
- В деревне испокон века было всего две улицы, - рассказывает Вера Ивановна Хохлова, - нынешняя Садовая раньше была Ключевая. Видите, вся под уклон идёт, весной с горки звонкие ручьи бегут - отсюда и название. Школьная называлась Садовой, по ней идёт дорога к знаменитым когда-то троицким садам, к Барскому саду. Была, правда ещё небольшая улочка на отшибе, Брехаловкой почему-то называлась, - с улыбкой добавляет наша провожатая. - Там сейчас один домик остался, дачники приезжают.
Дачниками здесь называют тех, кто прибывает в деревню на лето: из Москвы, Пензы, Пачелмы. Огородик посадить, с пасеки медок взять, грибами, ягодами запастись, благо здешние окрестности очень богаты на эти дары. Оживают тогда старые домики, рады, что вернулись к ним хозяева. А осенью, ближе к зиме, окна вновь закрываются ставнями, заколачиваются досками, отправляются деревенские домики в зимнюю спячку…
Село с радостью встречает своих детей. Многим оно дало путёвку в жизнь, взрастило на своих хлебах. Есть среди них военные. Например, Владимир Юрьевич Юрин, который здесь родился и вырос, ушёл в Армию, учился в Тамбове, служил военным лётчиком на Дальнем Востоке. Василий Фёдорович Шмонин - военный хирург, Алексей Николаевич Колганов - полковник. Есть среди земляков и врачи, учителя, административные работники, юристы, труженики полей и заводов.
- Раньше в каждом дворе по пять-шесть ребятишек было. Сейчас практически одни пенсионеры остались, - с сожалением говорит Вера Ивановна. - Все хотят в город, подальше от непосильного деревенского труда.
Да, кажется, это благо для людей - переселяться ближе к цивилизации. Но ведь родины-матери плохой не бывает! Деревня она совесть воспитывает, терпение, нравственность, чистоту души…
Троицкое - село светлое и какое-то радостное, почти нет бурьяна, чем «грешат» другие маленькие деревушки. Домики, где проживают жители, - все опрятные, ухоженные.
Мы с удовольствием прошлись по улицам Троицкого. Вот родничок с вкусной водицей. Его недавно отремонтировали сами сельчане. Им повезло: здесь есть водопровод, но иногда так хочется испить родниковой воды! И дети, приезжающие в гости, увозят родимую воду с собой. А уж как выручает родник, когда с водопроводом случаются поломки.
А это баня, топится по-чёрному. Сразу вспоминается бабушкина банька с ароматом дымка, в которую носили воду из речки. Рядом с этой баней жители села тоже обустроили родник - оттуда и берут воду для помывки.
Осень - время заготавливать дрова. Мы увидели возле многих домов горы колотых свеженьких дровишек. Где-то уже уложены в поленницы. Около одного двора удивили нас дровяные шедевры - оригинальные, конусовидные поленницы. У других дрова ещё готовятся перекочевать на постоянное место хранения. Вот и супруг Веры Ивановны Александр Григорьевич готовил на зиму дровишки. Хотели мы запечатлеть сей процесс на фотоаппарат. Но хозяин оказался очень скромным и отказался от предложенной ему «чести» быть напечатанным на страницах «Родной земли». А жаль.…
А вот Вера Ивановна была для нас очень полезной собеседницей. Надо оговориться, что наша газета дружит с ней давно. В.И. Хохлова много лет работала библиотекарем, случалось ей писать в газету статьи, рассказывать о своих мероприятиях. Много знает она о родном селе, о его истории.
- По рассказам бабушки помню, что наше село когда-то называлось Старая Козловка. Выходцы из него организовали нынешнюю Козловку, в 5 километрах от Пачелмы.
Продолжение читайте в следующем номере.

С возрастом многие из нас все чаще вспоминают годы детства и юности, людей, с которыми вместе трудились и, конечно, тех, кто был близок и кого уже нет рядом с нами. И хочется порой рассказать о них, вспомнить добрыми словами, ведь они жили и честно трудились во благо родной земли, для своей Родины. На это решилась и наша читательница Г.И.Максимова из д.Пустораменка. Она пришла в редакцию и рассказала о своем отце – Иване Алексеевиче Шашкове, которому 18 августа этого года исполнилось бы 100 лет.

Он родился и всю свою жизнь прожил в Пустораменке. Его родители – Феодосия Васильевна и Алексей Васильевич были крестьянами, всегда трудились на земле. Когда пришло время коллективизации, как и многие односельчане, вступили в колхоз, всю живность со двора сами отвели на общественную ферму. Трех сыновей: Николая, Ивана и Петра – тоже с ранних лет приучали к труду. Мальчишки росли крепкими, способными и трудолюбивыми.

Зима 1941-1942 годов

Идем группой по укатанной военными машинами дороге из Мохнецов в Мухреевскую школу. Едет санитарная военная машина. Кто-то из нас поднимает руку. Обычно военные машины не останавливаются, но не в этот раз. Женщина-военврач поднимает меня в машину со словами: «Ой, какая маленькая!». Я первоклассница, младшая и самая маленькая по росту среди мохнецких школьников. Мухреево недалеко, в двух километрах от села Мохнецы. Но первая военная зима была суровой. Стараемся доехать до школы на попутках.

Мои детство и юность прошли в деревне Новый Починок сельского поселения Ильгощи. Родился я в 1946 году. Меня и моих сверстников можно назвать детьми Победы, поскольку наши отцы вернулись домой, победоносно завершив разгром сильного и коварного врага. Конец сороковых – начало пятидесятых годов ХХ века было непростым временем. В людях жила надежда на быстрые перемены к лучшему, тем более, что преодолевать трудности наш народ умеет как никто другой.

Такой адрес до 1956 года был у всех кушалинцев. В Кушалинский район входила территория нынешнего Рамешковского района от реки Медведицы в сторону Твери.

Как и положено районному центру, в селе Кушалино располагались райком партии и райисполком (в здании больницы), райпотребсоюз, Госбанк (в здании администрации сельского поселения), милиция (на берегу полноводной реки Кушалки, здание не сохранилось) напротив магазина «Диллер», недалеко от нее (на месте промтоварного магазина) находилась редакция газеты «За большевистские колхозы».

А в центре села, на самом видном месте, возвышался памятник вождю И.В. Сталину. Около него фотографировались, несли цветы к его подножью. Можно сказать, что это было знаковое место районного центра. Потом Иосифа Виссарионович сменил Владимир Ильич. В эпоху строительства социализма и его развития были вожди, им устанавливали и памятники…

В храме в пятидесятые годы прошлого столетия работал Дом культуры. Долгие годы его деятельностью руководила Анна Ивановна Гутман. При ДК много лет существовал танцевальный коллектив, в котором занимались более двадцати человек.

«Куда уходит детство? В какие города? И где найти нам средство, чтоб вновь попасть туда?» Как ни грустно осознавать, но того далёкого времени, которое так сладко пахнет бабушкиными пирогами, свежескошенной травой, парным молоком, геранью на окошке, уже не вернёшь. Именно детство – это та счастливая пора, когда паришь в облаках и любишь своей наивной детской любовью весь мир.

Каждое лето мы с братом гостили у бабушки, Анны Васильевны Михайловой, и дедушки, Михаила Николаевича Михайлова, в деревне Зубцово. Эта спокойная деревушка, где все дружат. Я помню, что у бабушки всегда было много гостей, она встречала всех, как родных, никого не оставляла без внимания. Стол у бабушки был хлебосольный, хоть и никогда они не были богатыми. К ним часто приходила немая старушка, баба Маня. Бабушка и с ней умудрялась поговорить. Баба Маня снимала с нас мерки и шила мне и брату одежду в благодарность за бабушкину теплоту и заботу. Вообще, бабушка была открытой, доброй, щедрой, жалостливой и очень, очень родной для всей деревни. Она всегда была готова прийти на помощь, обогреть, поддержать. По соседству жила бедная семья, бабушка относила им вещи и продукты. Если у кого-то в деревне случалась беда, сразу бежали к бабушке.

Детство Антонины Васильевны Губановой пришлось на пятидесятые-шестидесятые годы прошлого века. Родилась и выросла она в д. Денисово сельского поселения Никольское. Деревня расположена на берегу реки Медведицы, места в округе красивейшие. У селения богатое историческое прошлое. До революции оно принадлежало помещику Н.В. Зиновьеву, в 1917 году в нем проживало 482 человека. После оно стало административным центром Мохнецкого сельского совета, в который входили села Мохнецы и Запетрики, деревня Тюрево-Ловцово. В 1929 г. часть крестьян организовала сельскохозяйственную артель «Активист». Первым председателем избрали Алексея Губанова, который в кампанию по раскулачиванию подвергся раскулачиванию и выселению. В 1934 году в Денисово 69 хозяйств, проживали 470 человек, работали маслобойка, валялка, 2 кузницы. Дети учились в школе I ступени, открытой в деревне. В войну деревня наполнилась беженцами из Твери и оккупированных районов нашей области. На Великой Отечественной войне погибли 26 местных жителей. В 1949 г. колхоз расширился за счет присоединения Слободихи и Тюрево-Ловцово, позднее вошел в укрупненный колхоз «Заветы Ильича», в 1965 году он был преобразован в совхоз «Тучевский».

«Во времена моего детства родная деревня была многолюдной и многодетной, – вспоминает Антонина Губанова.

– Мы учились в начальной школе, которая стояла на нашей улице, здание это и теперь живо, правда там уже давно не учатся дети, сейчас оно в личной собственности. Как сейчас помню два класса с партами, большой коридор. Звонок на занятия подавали колокольчиком. Домашние уроки старались готовить пока на улице светло, а если не успевали, то вечером учили при керосиновой лампе. Электричества в деревне тогда еще не было. Вспоминаю свою первую учительницу Марию Николаевну Громову. Была она добрая, справедливая, в меру строгая к нам, своим ученикам. Помню такой случай: папа мой был бригадиром, у него хранился ключ от правления, мы вместе с учительницей там слушали радиолинейку или передачу какую-то важную. После этого Мария Николаевна закрыла здание на замок и попросила меня отнести ключ папе. Мне не захотелось отрываться от одноклассников, я чуть приотстала, а потом догнала ребят. Куда ключ у меня делся – сама не знаю, потеряла! Папа меня отругал и забыл, а учительница долго помнила мой проступок. И я надолго запомнила, что нужно старших слушаться. После четвертого класса мы перешли учиться в Бобровскую школу. Боброво расположено на другом берегу Медведицы. Весной, чтобы мы могли добраться в школу, через реку устанавливали лавы, не раз случалось, что дети падали в воду, добираясь на занятия. Это мы воспринимали как приключение! А во время разлива бывало, пока вода в берега не войдет, и на лодках переправляли детей в школу. Со мной учились Оля Басова, Валя Федорова, Оля Храброва, Толя Емельянов, Тоня Самодурова, Вера Мухина и Нина Бухтарева из Бережка, Зоя Волкова из Гришутина. На пришкольном участке выращивали овощи, помогали совхозу «Тучевский»: и картошку копали, и лен поднимали. За школой на площадке играли в волейбол, зимой катались на лыжах. Ездили на соревнования в Рамешки, ходили в походы с палатками на исток реки. На День рождения пионерии в мае всегда организовывали огромный костер, пели песни, играли.

Мой отец, Василий Иванович Губанов, участник Великой Отечественной войны, долго был бригадиром в колхозе. У нашего дома по утрам собирались колхозники и он ставил их на работу. Мама, Мария Васильевна, сначала трудилась в Боброве в трикотажной артели, а потом – почтальоном. Почтовое отделение располагалось в деревне Могилки. Мама разносила газеты, журналы, письма и открытки. Корреспонденции набиралось много – две тяжелые сумки. И участок у нее был большой: Тюрево, Мохнецы, Боброво, Денисово. Я ей помогала во время каникул и на работе, и дома. Пасла корову, грядки полола, дома порядок наводила. Сено готовили семьей почти все лето. Пока поменьше была, я от лошади слепней отгоняла, а когда подросла – и ворошила, и копны ставила. Летом всегда работы много. Но и отдыхать успевали. Любили с подружками на речку бегать. Какое удовольствие – окунуться в прохладную воду Медведицы в жаркий день! Привозили в деревню и кино, показывали в правлении, с концертами приезжали артисты из Рамешек.

В деревне раньше имелся свой магазин, работала там тетя Нюша Мартынова, а потом Валентина Белякова. Отдельно у реки стояла керосинка – это небольшая лавка, в которой продавали керосин, который использовали и в лампу, и в керогаз.

Электричество появилось в Денисове году в 1960-61. Сначала в Боброве свет провели. Помню, как женщины шутили, что в доме от лампочки теперь такой яркий свет, что вся пыль-грязь видна. Потом и в Денисово электричество провели. Все были рады. У нас одних из первых в деревне появился телевизор. Смотреть передачи собирались все соседи. Расставляли в передней лавки, стулья, табуретки, а кому не хватало места, садились прямо на пол».

После окончания Бобровской восьмилетней школы Антонина Губанова училась в училище в Твери, потом и работала в городе. Связь с деревней не теряла, приезжала к родителям на выходные и в отпуск. А одиннадцать лет назад совсем вернулась в родное Денисово, чтобы ухаживать за старенькой мамой. Одна та уже не справлялась. Сейчас мамы уже нет, Антонина осталась жить в родном доме в деревне. Летом здесь кипит жизнь. Звучит детский смех на улице, звенят велосипедные звонки. Почти в каждом доме по вечерам зажигается свет, во дворах и огородах работают или отдыхают люди. На зиму остаются жители лишь в десяти домах. Магазина в деревне нет, но регулярно приезжают автолавки, все местные жители знают расписание автомагазина и собираются в центре деревни, чтобы сделать покупки. Зимой дорогу регулярно чистят, проехать можно на любой машине в любое время года. Жаль только, что общественный транспорт сюда не ходит. Чтобы съездить по делам в Никольское или Рамешки, нужно договариваться с соседями, искать частника. Места здесь тихие и красивые, из окошка Антонина Васильевна не раз наблюдала лис и зайцев. Зимой на белом снегу рыжая шубка лисиц видна издалека. А от зайцев приходится беречь посаженные в саду деревья.

Здесь, в деревне Денисово, все ей знакомо и все любимо.

Н.ОСИПОВА

Сегодня мы печатаем воспоминания Марии Николаевны Гуркиной из деревни Шеломец сельского поселения Никольское.

Тридцатые годы

Еще до войны в деревне Григорово Тучевского сельского совета народу было много, более ста жителей в сорока пяти домах. Отдельно, за ручьем, находился хутор Дубровка, на котором построили пять домов. В сороковые годы в деревне был свой магазин, начальная школа и детский сад, овечья ферма и конюшня. Григорово – это карельская деревня. Дома, в магазине, на улице все говорили на родном языке, даже детям в школе преподавали уроки на карельском.

В семье Пискуновых подрастали четверо детей: Мария, Николай, Елизавета и Антонина. Глава семьи, Николай Иванович, занимал должность председателя колхоза, а его жена, Александра Михайловна, числилась рядовой. Жили хорошо, дружно. Помогали бабушка и дедушка Юрасовы, они жили отдельно, но недалеко.

В деревне в те далекие годы стояли крепкие дома, вдоль улицы росли ветлины и березы. В каждой семье было большое хозяйство. Деревня располагалась вдали от многих дорог, самый ближний путь был до Язвицы, три километра, а до Никольского – пять. Через эту местность проходила дорога на деревню Моляково и село Застолбье.

Прошлое нельзя изменить, переделать, исправить. И как известно, история не имеет сослагательного наклонения.

Деревня моего детства – это часть жизни, которую бережно хранит моя память. Ее можно рассказать, вспоминая самые яркие моменты или те картинки, которые встают перед глазами…

Стадо животных в селе Замытье было большим: несколько ферм, почти в каждом доме имелись коровы или козы, отдельный разговор можно вести об овцах. Мы приезжали на лето к бабушкам и вместе с ними ходили встречать стадо. Подходили к прогону, который шел к дальней ферме. Народу собиралось много. Бабушки прятали лакомство для животных – хлеб – в своих фартуках, а в руках держали хворостинки. Вот где обсуждались последние новости. А мы, дети, бегали по теплой серой пыли и вглядывались вдаль: когда же пойдут домой буренки? Можно сказать, что для нас это был своеобразный ритуал: встречать корову или козу и сопровождать до дома, а для деревенских ребят считалось обязанностью. Пока ждали животных, бегали, играли, смеялись – одним словом, были счастливы. Лето! Деревня! Свобода! Это воспоминание прошлого века…

Нет теперь в Замытье большого стада, да и маленького тоже. Не знаю, сколько имеется коров на всю округу.

9 июля, в день Тихвинской иконы Божьей Матери, старенькая бабушка давала мне в руку бидончик и отправляла на родник, что за селом. Любили «замыцские цаевники цаек попить». Я заходила за подружкой, и мы шли за водой. Чтобы попасть на источник, мы пробирались по заросшей тропинке. Вода в роднике текла тонкой струйкой, и черпали ее кружкой. Мы подходили к месту, набирали воду, переводили дух и отправлялись назад. Знали: стареньким бабушкам отказывать нельзя, они нас ждут дома с водой. А рядом с заросшим родником цвели белые и фиолетовые фиалки, источая тонкий аромат. Для нас это была награда – собрать небольшой букет полевых цветов.

Этот родник в советские годы так и оставался в заброшенном виде. А два года назад он начал преображаться. Теперь его не узнать! Ничего от старого места не осталось. Постарались работники администрации сельского поселения Высоково и Г.В. Спажев! Теперь любой подросток с удовольствием выполнит просьбу пожилого человека.

Любовь к Родине всегда начинается с любви к родному селу, к отчему краю.

На территории Новогоряновской сельской администрации находится три населённых пункта: село Новое Горяново, Междуреченск и деревня Малое Клочково. На сегодняшний день деревня Малое Клочково относится к разряду исчезающих.

По рассказам старожилов и сведениям из архива, эта деревушка Шуйского уезда Владимирской губернии образовалась в начале 19 века. Существует ряд версий образования названия деревни. Одна из них: проиграл барин барину из села Большое Клочково землю на клочковских лугах. Отсюда и пошло выражение «прогореть», и деревню назвали Горюново.

Вторая версия: из села Большое Клочково переселились в 19 веке три брата Тюняевых с семьями на свободные земли Клочковского луга. Обосновались в местечке Мещериха. Дома часто горели. Переселились крестьяне на пожалованные земли помещика Секерина Василия Семёновича ближе к речке Вязьме. Деревню назвали Горюны (Горяново), а официально деревня называлась Малое Клочково. Обилие сенокосных угодий, близость леса и речки, богатой рыбой помогали крестьянам в их нелёгкой доле.

Из данных Ивановского областного архива известно, что деревней Малое Клочково владел губернский секретарь, помещик Секерин Василий Семенович, передавший свои владения в 1865 году жене, губернской секретарше Секериной Елене Ивановне. По акту, составленному в 1870 году, в «оной деревне по 10 ревизий числится 29 душ, и все они наделены землей». В 1884 году было проведено распланирование земель, и по деревне Малое Клочково числилось 18 хозяйств, возле домов подворье и сады, а к началу ХХ столетия в ней насчитывалось до 20 домов и проживало около 200 человек. Местные жители занимались сельскохозяйственным трудом, работали на лесозаготовках или занимались извозом – на подводах возили дрова для фабрики Каретникова.

Из Першинского прихода на церковные праздники приезжали священники, и церковная служба проходила в часовне, которая была снесена в середине 30-х годов прошлого века.

Сейчас трудно представить себе Малое Клочково предвоенных лет. А тогда она представляла собой целый порядок домов — усады, протянувшихся по левой стороне реки на 2 километра. Жили здесь роды Тюняевых, Колобовых, Степановых, Агафоновых, Федосеевых.

Первый удар по укладу деревеньки нанесла коллективизация. Как и по всей стране, методом кнута загоняли в колхоз, непокорные попадали под подозрение. Так семья Смирновых, приехавшая в деревню из Анькова, попала в немилость властям за то, что «они собирали слишком много картошки, а остальные единоличники – скудно».

Некоторые жители тогда подались в города на строительство заводов и фабрик. А оставшиеся, привыкшие к общественному укладу жизни, создали свой колхоз-артель в 1931 году, дав ему название «Новая жизнь». Первым председателем колхоза был Николай Иванович Тюняев.

Всего в это время в деревне проживало 23 семьи. Возвели общественные хозяйственные постройки: конюшню, коровник, овчарню, вместительные амбары, мельницу, ток. Малоклочковцы сообща обрабатывали землю, засевали её тем, чем директивами сверху спускалось. Особенно было развито овощеводство, ведь буквально к деревне примыкали заливные луга. Весь необходимый инвентарь для обработки земли, для переработки зерна изготовлялся местным кузнецом.

Работала от колхоза в лесу бригада лесорубов. Бригада имела успехи, получала всесоюзные премии.

О новостях в деревне узнавали из сконструированного Василием Агафоновым радиоприемника. В построенном жителями деревни нардоме молодежь ставила спектакли, показывая сцены из жизни деревни и страны.

В 1941 году мирная жизнь закончилась. На Великую Отечественную войну из деревни ушло 26 человек, а вернулось только 15. Вся тяжелая работа легла на плечи женщин, стариков и подростков. Многие из них работали на полях, а вечером делали деревянные ложки для фронта.

А потом был победный май 1945 года, возвращение ратников домой. Мало нашлось тогда семей, не заплативших дорогую цену за Великую Победу. А те, кто вернулся, вместе с молодежью впряглись в работу, поднимая захиревший за годы войны колхоз, перестраивая избы. Никто тогда не знал и не ведал, что спустя четверть века Малое Клочково войдет в разряд угасающих населенных пунктов.

Окончательно добило деревеньку объединение общественных хозяйств. Колхоз «Новая жизнь» влился в колхоз «Красный Перекоп», а затем в совхоз «Тейковский». Вместе с разобранными конюшней, коровником, овчарней были потеряны и рабочие места. Молодёжь после окончания школы, вкусив «сладость» трудовой жизни на прополке картофеля, сахарной свёклы и других овощей, не пожелала себе родительской доли. Обживалась она в городах, забирала к себе родителей. А избы перевозились на новые места.

По воспоминаниям старожилов, деревня начала пустеть в 1950-е годы. На сегодняшний день в деревне не осталось ни одного коренного жителя. Деревню ожидает участь исчезнувших деревень 60-х годов.

Не хочется верить, что пройдёт ещё несколько лет, и на месте деревни Малое Клочково будет огромный пустырь. И станет в России ещё на одну деревеньку-кормилицу меньше. А ведь с каждой исчезнувшей деревней теряется часть духовности, культуры, нравственности народа, изменяется исторический образ Родины.

Е. ШИЛОВСКАЯ,

заведующая Новогоряновской сельской библиотекой

… о российской деревне

Заведующий кафедрой общей социологии ГУ-ВШЭ Никита Покровский о перспективах российской деревни

«Литературная газета» продолжает разговор о судьбах современного села. Сегодня наш собеседник – президент Сообщества профессиональных социологов, член правления Европейской сети «Общество и окружающая среда», доктор социологических наук Никита Покровский. Недавно под его редакцией вышел коллективный труд, который называется «Российский северный вектор». С обложки книги из пожелтелых некошеных трав тремя окнами в мир глядит старая бревенчатая изба, насквозь почернелая от времени и дождей. А сверху из глубин бездонного синего неба и эту жёлтую луговину с её некошенной по пояс травой, и крышу избы, и берёзовую лесную опушку, как саваном, накрывает белое летучее облако. И ни единой живой души…
– Никита Евгеньевич, российская деревня погибает? Или уже погибла?
– Я не люблю рассуждать в целом и общем. Страна наша велика. Есть деревня южная, есть сибирская – за Уралом… Лично мне наиболее знаком ближний Север, в частности Костромская область. МГУ, Институт проблем экологии и эволюции имени Северцова, Высшая школа экономики уже несколько лет изучают здешнюю жизнь. Мне доверено руководить проектом. Так что говорить могу именно об этих конкретных местах.
– Кострома – тоже Россия. Мне в детстве мать, помню, говаривала: «Кострома! Кострома! Чужа дальня сторона. В Костроме каша масляна. Ложка крашена. Каша мнётся. Ложка гнётся. Душа радуется»… Кого теперь радует костромская каша? Да и есть ли она?
– Наша беда в том, что мы плохо знаем страну, в которой живём. Умеем пламенно рассуждать о судьбах России, однако опираемся при этом на поверхностные или мифологические конструкции, не имеющие ничего общего с действительностью. Современная северная деревня переживает социальную катастрофу. Государство потратило когда-то огромные силы для освоения этих мест. Однако в условиях современного мира вся эта прошлая деятельность по освоению крайних рубежей в значительной степени потеряла смысл. Экономика пошла иным путём. Под влиянием глобализации значимость и важность регионов заметно меняются – одни выходят на первый план, другие теряют традиционное значение. Прежняя заселённость там уже не нужна. Ранее распаханные территории – тоже. И сколько туда ни вливай средств от национальных проектов – всё будет бесполезно.
– Выходит, Иван Грозный, затем Пётр Первый зря стремились к морю? А по-моему, север до сего дня не теряет стратегического значения…
– Выход к Северному морю в ХVI или ХVIII веке и выход века ХХI – разные вещи. Конечно, определённые военные или экономические очаги там сохранятся. В перспективе там могут пролегать автотрассы, действовать локальные аэропорты. Но пространные обжитые территории, где деревня переходит в деревню, большая дорога – в маленькую, телеграфные столбы, бегущие бог знает куда за горизонт, стационарные магазины и больницы в деревнях… Это всё уйдёт. Уже уходит. Обратите внимание, теперь даже стационарных магазинов, чтобы обслуживать население постоянно, во многих местах не стало, их заменяют передвижные автолавки.
– Но закрытые магазины, сельские школы, больницы и библиотеки, зарастающие бурьяном поля мало кого могут радовать. Это похоже на умирание, уходит целый мир…
– Я не хочу сейчас оценивать этот процесс с моральной и исторической точек зрения. Отрицательный он, прогрессивный… Социология такими категориями не оперирует. Социология ставит диагноз.
– А лечение болезни?
– Это прерогатива государства. Понимаете, при советской власти шло освоение здешних земель, их насыщали экономической деятельностью, прежде всего сельским хозяйством. Колхозы и совхозы-гиганты, невзирая на затраты, распахивали огромные территории. Леспромхозы вгрызались в лесные просторы. Для обслуживания населения подтягивалась инфраструктура – строились торговые объекты, дороги, учреждения культуры и здравоохранения. Но уход с арены социалистической системы хозяйства перевернул всю картину жизни Севера. Настали другие времена. И родилось другое общество.
– Предлагаете отбросить всё, что было?
– Реанимировать старое или решать современные проблемы, используя отжившие принципы, на мой взгляд, нецелесообразно. Идёт процесс переосмысления новых реалий деревенского Севера. Однако старые представления и стереотипы, какие были при царе Горохе, слишком живучи. Чиновный люд на местах ещё надеется, что зарастающая лесом пашня будет вновь распахана. Что колхозы-совхозы воскреснут, исчезнувшие деревушки отстроятся вновь.
– Что в этом дурного?
– Боюсь, такие настроения только во вред всем. За них придётся платить высокую цену. Что ни толкуй, нынешний деревенский Север – это зона сплошного бедствия. Практически нет здесь людей, которые могли бы сказать: «Мне хорошо тут! Я радуюсь своей земле, своей работе». Но есть давнишняя печаль. И плач, генетически уже закреплённый. Даже у школьников, хотя они ещё по-детски светло воспринимают окружающий мир, заметна депрессия, разлившаяся ныне по Русскому Северу. Я не касаюсь индустриальных центров, это не моя тема. Я говорю о сельской местности. Ранее освоенная земля там превращается в пустыню. Это медицинский факт. Зарастает лесом то, что человек когда-то отобрал у природы. Теперь она возвращает себе то, что принадлежит ей по праву.
– От этого грустно, как на кладбище.
– Жить на кладбище не только грустно, но и неинтересно. Однако участники наших экспедиций принимают факты такими, какие они есть. Мы не плакальщики. Мы – социологи. Да! Поначалу мы только и делали, что записывали непрестанные плачи. Ходили по дворам. Встречались с руководителями разных уровней. Слушали и записывали. И сами были готовы с ними плакать. А удержало то, что мы увидели некие ростки другой жизни, которые дают право сказать, что идёт не только разрушение старого и отступление перед природой. Нет, возникают и новые формы хозяйствования и выживания. Это не может не вселять надежды.
– И в чём же они заключаются, эти надежды?
– Прежде всего, надо понять, что составляет нынешнее богатство Севера. Не будем говорить о пушнине или полезных ископаемых, которых здесь всегда было немного. Традиционные северные промыслы как историческая реальность и как очаговое производство мелких вещей для мелких нужд, конечно, должны сохраняться. Но строить на них экономику огромного региона невозможно. Сегодня основное богатство здесь – природная среда. Вода! Воздух! Леса! Поля!.. Казалось бы, такие абстракции не поставишь ни в какой угол. На самом деле это – настоящие сокровища. А Костромская область – вообще последний резервуар чистой природной среды не только в европейской части России, но и в Европе в целом.
В нашей экспедиции работают экономисты, географы, ботаники, специалисты по международному туризму.…С их точки зрения, Кострома – уникальная область. Здесь самая низкая плотность населения. Вода чиста. Отдельные массивы леса с сотворения мира не знали топора. Здесь сохранились уникальные травы. Всё это вместе взятое очень скоро превратится в ресурс, равный нефти и газу. Не за горами время, когда чистый воздух как великую ценность станут консервировать про запас, как спасительное лекарство.
Чистый воздух становится дорогим удовольствием во всём мире. Я родился в Москве на Тверской. Мои предки из Петербурга. И я могу чётко заявить: ни Москва, ни Петербург не обеспечивают никакого качества жизни для современного человека. По линии здоровья – это сплошная деградация. Особенно на фоне тех экологических проблем, которые сейчас распространяются по всему миру, в том числе и в России.
Так вот определённый класс горожан, которым не досталось доли в процессе приватизации, чтобы сохранить своё бытие, вынужденно уходит сейчас из городов. Недавно то была дачная «эмиграция» в пределах весенне-летнего сезона. Теперь многие горожане осваивают сельскую местность уже для постоянного проживания. Зона переселения составляет концентрические круги в 300–400 километров вокруг мегаполисов… Социологи всё это фиксируют. И исследуют.
– Это всего лишь модное поветрие. Не более того. А переселение из города в деревню в заметных масштабах если и возможно, то в очень далёком завтра!
– Завтра уже приблизилось. Процесс переструктурирования населения города и деревни обозначился чётко. Крупные города уже выбрасывают из себя большие массы населения. По причине прежде всего непригодности мегаполисов для нормального обитания человека.
– Несмотря на все ваши учёные наблюдения, как раз русская деревня дарила и дарит своё население городу. Не наоборот…
– Уточним: вымирающая деревня. Именно она отпускала своих людей – волну за волной. Однако родники уже иссякли. Скоро провожать будет некого. Поэтому наша парадигма, в правильности которой мы глубоко убеждены, состоит в том, что именно Костромская область, Вологодская, Ярославская, если угодно, и часть Тверской становятся резервуарами новых форм хозяйственной деятельности. И нового населения.
– А что будет со старым населением?
– У «местных», как мы называем исконно сельское население, слишком сильна старая закваска. Например, по причине деградации, в том числе алкогольной, практически никто не сможет работать в современном сервисе. Заметны не только профессиональная непригодность, но и явная неприязнь к сервису как таковому. Вот пахать-сеять за бесценок, в четыре утра вставать корову доить, по пояс в грязи собирать в поле картошку – это да! А работать в сервисе – это что-то постыдное… «Землю-матушку» они, «местные», вроде бы очень любят, но она у них абсолютно не окультурена. Формы хозяйствования – допотопные.
– Вы очень смело вершите свой суд над этими людьми, которым так сильно досталось от жизни!
– А давайте посмотрим, что сделали тут с землёй за годы советской власти! Её истощили до последнего предела. Коммунисты виноваты? Ну знаете.…Даже на приусадебных участках, где, казалось бы, «моё», не колхозное, ни одного грамотно возделанного участка. В костромских краях я от порога к порогу хожу и не вижу ни одной избы, уютно отделанной для современной жизни. Так какие же могут быть права сопротивляться новому? Если вы сами не смогли сделать ничего путного даже на собственном семейном клочке? Трудно, обидно делать подобные обобщения, но…
Идёт новая культура жизни, и глупо ей сопротивляться. Например, появление здесь информационных технологий. В районном Мантурове, совершенно упавшем городке, молодые люди прекрасно разбираются в цифровых камерах. У них их нет, но они о них знают. Информационно они к появлению современной техники подготовлены. Проведён широкополосный Интернет во многие деревенские телефонные узлы. Каждый второй жилой дом имеет «тарелку» с 48 телеканалами. Появились машины. Многие, по крайней мере наиболее активные граждане, получили загранпаспорта. Сегодня для людей преодолеть большое расстояние, оказаться за границей уже не проблема.
– Зато большая проблема – добраться до районного центра, чтобы попасть на приём к врачу!
– К сожалению, и это верно. Потому что автобус ходит или через день, или один раз в сутки. Получить врачебную помощь для сельского жителя – проблема.
– Вот и цена всем «тарелкам»! С одной стороны, «цифровые камеры», с другой – отсутствие нормального транспортного сообщения.
– Для социологов очень важно, что есть потенциальная готовность населения к переменам. Более 30 процентов сельского населения теперь – бывшие горожане. Растёт категория людей, которые сдают городские квартиры и перебираются в деревню. В городе выжить трудно. Там человек сдаёт квартиру, а в деревне за бесценок покупает дом. Квартиру сдаёт, условно говоря, за две тысячи долларов в месяц и на эти деньги безбедно живёт в сельской местности. А если он ещё и с руками, то налаживает вдобавок и подсобное хозяйство, заводит кур, козу с поросёнком. В общем, живёт и как крестьянин, и как рантье. Моя печаль не в том, что этих ростков мало, их не мало…
– В чём же?
– В последние годы власть, выстраивая так называемую вертикаль, начинает диктовать очень многое. И часто не по уму. Власть абсолютно не восприимчива к тому, о чём говорим мы, учёные. Она гнёт совершенно иную линию, которая, как я считаю, ведёт в тупик.
– А можно конкретнее?
– Пожалуйста. Года полтора назад возник вопрос о строительстве целлюлозно-бумажного комбината на реке Унже. Это как раз Мантуровский район, где работает наша экспедиция. Комбинат должен стать самым большим в Европе. Объём производства – 800 тысяч тонн целлюлозы в год. Но комбинат будет забирать всю воду реки Унжи, пропускать через себя и выпускать обратно. Повторяю, всю!.. К чему всё идёт? Запасы местного леса для переработки быстро иссякнут, придётся завозить сырьё бог весть откуда. А самый чистый ареал российской природы – под топор? Чиновники даже не задаются вопросом, сколь губительно комбинат повлияет на природные богатства края. Мы обращали внимание руководства Костромской области на негативные последствия строительства ЦБК, но, вместо того чтобы разобраться в аргументах, которые учёные выдвигают, нас сразу объявили чуть ли не врагами. Абсурд! Я удивляюсь, как можно игнорировать мнение людей, способных помочь избежать непоправимых ошибок.
– У вас и у областной администрации разная головная боль. Вас тревожит перспектива, завтра. Они – в плену сегодняшних проблем.
– Помилуйте! Они «сегодня» напортят так, что «завтра» не будет вовсе. Никто же не говорит, что не надо строить ЦБК вообще. Мы не стоим на позициях обскурантизма. Но нужно на аптекарских весах взвесить все «за» и «против». Всё учесть. Понять, как сделать лучше. А пока…. Вот мы в Москве проводили учёную конференцию – от Костромы не было никого. Хотя приглашения мы рассылали. И даже оплачивали командировочные расходы. Лучшие учёные собрались, было кого послушать. А у костромичей – нулевая реакция. Никто не приехал! Добра от такой власти ждать трудно.
– Естественную красоту северной природы вы причисляете к богатствам этого края?
– Разумеется! Участник нашей экспедиции профессор МГУ Сергей Николаевич Бобылёв разработал так называемый Угорский проект. Если в содружестве с местными властями его внедрить в масштабах области, люди получат и доплату к пенсиям, и дополнительные рабочие места.
– И в чём его суть?
– Речь идёт о том, как сохранить и приумножить естественную красоту природы.
Рядом с лесной-полевой красой в каждой, даже самой малой деревушке всегда уживалась архитектурная краса. Шатровая церковь, крытая осиновым лемехом. Изба с резными подзорами. Сенные сараи. Житницы. До недавних пор ещё были и ветряные мельницы. Неповторимые картины и краски деревенской родины!
Но каждый по-своему понимает красоту.… Есть у нас деревня Дмитриево. Угнездилась она на высоком берегу реки, как над вечным простором. Деревня в небесах птицей парит – душа замирает от высоты. И каждое брёвнышко избяное – как пёрышко в птичьем крыле. А приезжий дачник купил избу и одел её сверху донизу… сайдингом. Окультурил! И красота ландшафта умалилась до копеечной цены. Кому нужна имитация?
Профессор Бобылёв ставит вопрос ребром – деревня нуждается в архитектурной защите. Желаете забор поставить? Пожалуйста! Вот вам 20 видов заборов. Дом перестроить? Только в пределах традиции! Это не музей под открытым небом. Но то, что есть и будет в деревне, должно эстетически вписываться в здешнее пространство.
– Увы, испорчено уже многое...
– Но многое и поправимо. Побывайте в Угорах. Это классическое русское село, где была церковь на берегу реки, был замечательный парк в имении «Отрада», которым когда-то владел герой Отечественной войны генерал Фонвизин. Ныне здесь типичный социалистический посёлок с полубараками для жилья и железобетонным Домом культуры… Вот в Угорах много чего надо приводить в божеский вид, убирать с глаз долой всякое барахло. В других селениях тоже немало архитектурно красивых строений, ждущих хозяйского прикосновения. Бригаду бы плотников дельных – и можно всюду восстановить фантастическую привлекательность деревень. Жаль, что от властей ни помощи, ни понимания.
Между прочим, наш Угорский проект через два-три года способен стать самоокупаемым. Местные жители найдут себе в нём работу. Сюда смогут приезжать желающие поохотиться, порыбачить. Просто отдохнуть на природе.
В малых формах новое здесь уже существует. Фермер из деревни Палма возит в Троице-Сергиевский посад баранину, молоко, яйца, картофель. Он поставляет экологически чистые продукты даже в буфет Государственной Думы. В соседней деревне есть предприниматель, который организовал здесь что-то вроде турбазы. Теперь у него пять человек обслуживающего персонала. Лошадей завёл. К нему на турбазу люди заранее записываются.
Это всё мы называем очаговой экономикой. Не будет сплошных колхозных полей. Жизнь новой деревни не будет подстрижена под одну гребёнку. А то, что зарастает лесом, – пусть. Когда понадобится кому земля – он распашет. Понадобятся коровники – построит. Только не эти силикатные скотные дворы, поставленные когда-то на самых красивых местах, которые стоят ныне с проваленными крышами. Наша экспедиция пытается с агрофирмой договориться – пусть продадут нам старый коровник по остаточной стоимости, мы обрушим его, чтобы не портил пейзаж, а силикатным кирпичом замостим дорогу. Никто и никогда его не восстановит. Но не соглашаются. Как же! Строили, создавали, а теперь разрушать?
– Этих людей можно понять…
– Но это – фантомные боли. Рук-ног давно нет, непонятная боль не отпускает.…Только ведь жизнь продолжается и надо дальше идти. Что плакать по старому? Что молиться на старых богов?
– То есть кормить страну северная деревня не сможет?
– Нет. И стране не нужно, чтобы она пыталась кормить, выбиваясь из сил. Килограмм масла, произведённый в Мантуровском районе Костромской области, втрое дороже краснодарского. Северное сельское хозяйство абсолютно неконкурентоспособно на российском рынке. За исключением, может быть, эксклюзивной продукции по региональной привязке. Где-то мёд. Где-то рыба. Или экологически чистое молоко. В наших местах – богатые охотничьи угодья. Есть ягодники. Грибные места. Вы даже представить себе не можете, какие доходы эти богатства способны давать.
– Так что же ждёт северные деревни в ближайшее время?
– Что и как будет – трудно сказать. Север, конечно, возродится. Но в своём новом бытии. Я не сомневаюсь. В противном случае надо строить всюду ЦБК и гнать целлюлозу на экспорт. И всё! Но это будет путь в никуда. И деревня уйдёт в архаику, в мертвечину…
Я не любитель создавать историософские конструкции. Моя позиция состоит в том, что сейчас пойдёт маятниковое возвращение к этим территориям, но по-другому. Цивилизация вновь обратится к ним не только в России, но и в Европе, и в Америке – везде! Обратится и замкнёт спираль развития. И дело пойдёт на новом уровне.
– Это не уход в своеобразное толстовство, в чистую утопию? Похоже на бегство от цивилизации...
– Это будет не бегство, а возврат к сельскому бытию, но на новом уровне технологии. С современными механизмами, которые позволят сохранить природу. Это будет полифония решений, плюрализм подходов. А какой вариант есть у чиновников? Опять же ЦБК всюду строить? Да ещё скучно говорить о возрождении сельского хозяйства, имея в виду всё те же силикатные коровники. Всё опять по-старому? Да не будет этого! Не получится вернуться. Слава богу, есть замечательные, серьёзные люди с хорошим образованием и знаниями местных условий, которые могут смоделировать перемены. Их немного. Но они могут стать опорой.
– У вас есть уверенность, что то, что вы делаете, рано ли поздно даст плоды?
– Я такого вопроса не ставлю. Мне важен процесс. Я смотрю на своих коллег – они ерундой заниматься не будут. Наш проект растёт. Растёт за счёт серьёзных людей. А чем всё закончится, будет зависеть не только от наших усилий, но и от ситуации в стране. И, если хотите, от общего состояния погоды. Да! Да! И от состояния погоды, климата тоже.