Севастополь в декабре
Прекрасно и декабрьское море в Севастополе. Но затопленные русские корабли говорят о войне и зловеще чернеет вдали неприятельский флот.

На набережной — толпы серых солдат, черных матросов и пестрых женщин. Бабы торгуют, девицы в нарядных платьях перепрыгивают по камешкам лужи — и все это среди ржавых ядер и рассыпанной картечи.

В самом Севастополе идет будничная жизнь.

А в залах бывшего Собрания — госпиталь. «Запах сорока или пятидесяти ампутационных и самых тяжело раненных больных, одних на койках, большей частью на полу, вдруг поражает вас».

— Как же ты это был ранен?

— На пятом баксионе, ваше благородие, как первая бандировка была: навел пушку, стал отходить, этаким манером, к другой амбразуре, как он ударит меня по ноге, ровно как в яму оступился. Глядь, а ноги нет.

Сестра милосердия рассказывает об этом матросе: «Бывши ранен, остановил носилки, с тем чтобы посмотреть на залп нашей батареи, как великие князья говорили с ним и пожаловали ему двадцать пять рублей, и как он сказал им, что он опять хочет на бастион, с тем чтобы учить молодых, ежели уже сам работать не может».

«Вы начинаете понимать защитников Севастополя; вам становится почему-то совестно за самого себя перед этим человеком. Вам хотелось бы сказать ему слишком много, чтобы выразить ему свое сочувствие и удивление; но вы не находите слов или недовольны теми, которые приходят вам в голову, — и вы молча склоняетесь перед этим молчаливым, бессознательным величием и твердостью духа, этой стыдливостью перед собственным достоинством».

Ужасно зрелище перевязки и операции. Доктора с окровавленными по локти руками и бледными угрюмыми физиономиями заняты страшным, Но благодетельным делом ампутации.

«Вы увидите войну в настоящем ее выражении — в крови, в страданиях, в смерти».

В городе офицеры за котлетами с горошком и бутылкой кислого обсуждают события на бастионах — особенно на героическом четвертом бастионе. Одни считают, что это укрепление — верная могила для каждого, кто туда попадет, другие просто живут на нем и скажут вам, сухо или грязно там, тепло или холодно в землянке.

Поднимаясь вверх по широкой дороге, ведущей из города, вы увидите разрушенные, покинутые жителями дома, услышите свист снаряда, вокруг зажужжат пули. Не прыгнуть ли в траншею на обочине дороги? Но она заполнена желтой вонючей липкой грязью.

Попав на четвертый бастион, вы заметите на лицах выражение простоты и упрямства, «следы сознания своего достоинства и высокой мысли и чувства».

Каждый день на четвертом бастионе при артиллерийском обстреле теряют ранеными или убитыми семь-восемь человек.

«Главное, отрадное убеждение, которое вы вынесли, — это убеждение в невозможности взять Севастополь, и не только взять Севастополь, но поколебать где бы то ни было силу русского народа».

Севастополь в мае
Пехотный штабс-капитан Михайлов, ничего не значащий, неловкий и робкий, мечтает о грядущих подвигах и продвижении по службе, о том, как посмотрит на него Наташа — вдова товарища. Товарищ, правда, пока жив — но в мечтах Михайлова Наташа уже вдова.

В центре осажденного Севастополя идет гулянье, в павильоне играет музыка. Не о войне думает Михайлов, а о том, ответят ли на его поклон местные аристократы. В осажденном Севастополе существует свой высший свет, своя иерархия.

«Для капитана Обжогова штабс-капитан Михайлов аристократ, потому что у него чистая шинель и перчатки, и он его за это терпеть не может, хотя уважает немного; для штабс-канитана Михайлова адъютант Калугин аристократ, потому что он адъютант и на «ты» с другим адъютантом, и за это он не совсем хорошо расположен к нему, хотя и боится его. Для адъютанта Калугина граф Нордов аристократ, и он его всегда ругает и презирает в душе за то, что он флигель-адъютант. Ужасное слово аристократ ».

Михайлов прогуливается с компанией офицеров, заигрывая с симпатичной девушкой в красном платочке, но нет-нет да и думает о том, что сегодня ему в ночь нужно идти на бастион вместо заболевшего Непшитшетского — и его непременно убьют: всегда убивают тех, кто напрашивается.

Штабс-капитан уже забыл, что дурное предчувствие всегда появляется у всех, кто идет в дело. Нервничая, он пишет письмо отцу и оставляет его на столе. От взвинченных же нервов ругает как обычно пьяного слугу Никиту, а потом чувствительно прощается с ним. Никита разражается принужденными рыданиями — не иначе как под влиянием вина.

Старуха-матроска тоже утирает глаза и в сотый раз рассказывает, как ее мужа убили «еще в первую бандировку» (бомбардировку).

По траншее Михайлов безопасно добрался до бастиона.

Аристократия (князь Гальцин и другие) проводит приятный вечер: фортепьяно, чай со сливками... В отсутствие пехотных офицеров им не перед кем задирать нос и они ведут себя естественно, просто.

Но презрение к окопным пехотинцам нет-нет да и проскальзывает в их разговорах:

— Не понимаю и, признаюсь, не могу верить, — сказал Гальцин, — чтобы люди в грязном белье, во вшах и с неумытыми руками могли бы быть храбры.

Калугин сердито возражает:

— Это герои, удивительные люди.

Калугин и Гальцин наблюдают издали разрывы бомб и огни перестрелки.

Прибывший пехотный офицер сообщает, что положение тяжелое, полковой командир убит, французы заняли несколько окопов, но были выбиты. Много жертв, необходимо подкрепление.

Калугин отправляется на бастион.

«Все больше и больше раненых на носилках и пешком, поддерживаемых одни другими и громко разговаривающих между собой, встречалось князю Гальцину.

— Как они подскочили, братцы мои, — говорил басом один высокий солдат, несший два ружья за плечами, — как подскочили, как крикнут: алла, алла!

Наши солдаты, воюя с турками, так привыкли к этому крику врагов, что теперь всегда рассказывают, что французы тоже кричат «алла!».

Поручик Непшитшетский играет в карты и пьет водку, чтобы не было так страшно. Изредка он выходит на улицу и расспрашивает, как и что. Князь Гальцин бестолково ходит взад-вперед, чтобы унять беспокойство.

Они вдвоем напускаются на раненых солдат с упреками в трусости:

— Как вам не стыдно отдавать наши окопы!

На самом деле траншея осталась за русскими войсками, но один из раненых ошибочно посчитал, что она сдана — уж очень страшным был бой.

Князю Гальцину вдруг ужасно стыдно стало за поручика Непшит-шетского и еще больше за себя. Он пошел на перевязочный пункт. Однако тут же выбежал прочь — это было невыносимое зрелище!

Несчастные лежали на полу, мокли в крови друг друга... Стоны, вздохи, хрипы, пронзительные крики. Сестры со спокойными лицами, выражающими деятельное практическое участие, с лекарством, водой, бинтами мелькали между окровавленными шинелями и рубахами.

Доктора с мрачными лицами исследуют и обрабатывают раны, под ужасающие крики раненых.

Калугин отправляется на бастион. Припоминая различные рассказы о героях, он и сам воображает себя таким героем. Но вот неподалеку (но все же не рядом) разорвался снаряд — и офицер упал на землю. Стыд и страх смешались в его душе.

Ускоренными шагами и чуть ли не ползком передвигался он по траншее. Вот и блиндаж командования.

— Мне генерал приказал узнать, — доложил Калугин, — могут ли ваши орудия стрелять по траншее картечью? Пойдемте посмотрим.

Капитан нахмурился и сердито крякнул.

— Уж я всю ночь там простоял, пришел хоть отдохнуть немного, — сказал он, — нельзя ли вам одним сходить? Там мой помощник, лейтенант Карц, вам все покажет.

Калугин отчаянно трусит, но поскольку все обходится хорошо, начинает мечтать о награждении и всеобщем восхищении.

Возле Михайлова и ординарца Праскухина падает бомба. Оба они в эти две секунды, во время которых бомба лежала неразорванною, много передумали и перечувствовали.

Праскухин был убит осколком в грудь, а Михайлов камнем легко ранен в голову. Он не возвращается в медицинский пункт, а остается в роте, думая, опять же, о награде: ранен, а роту не покинул! Это должно быть оценено.

На следующий день после жаркой битвы штабные офицеры хранят на лицах выражение официальной печали о погибших, но каждый из тех, кто был на позициях (Калугин), старается подчеркнуть свою храбрость и при этом унизить других.

После битвы идут переговоры о перемирии — русские и французские солдаты и офицеры беседуют друг с другом, то выказывая уважение, то стараясь подшутить.

Пока на бастионе и на траншее «выставлены белые флаги, тысячи людей толпятся, смотрят, говорят и улыбаются друг другу... Но белые тряпки спрятаны — и снова свистят орудия смерти и страданий, снова льется невинная кровь и слышатся стоны и проклятия».

«Ни Калугин со своей блестящей храбростью дворянина и тщеславием, двигателем всех поступков, ни Праскухин, пустой, безвредный человек, хотя и павший на брани за веру, престол и отечество, ни Михайлов со своей робостью и ограниченным взглядом, ни Пест — ребенок без твердых убеждений и правил, не могут быть ни злодеями, ни героями повести.

Герой же моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен,— правда».

Севастополь в августе 1855 года
Поручик Козельцов, самолюбивый, энергичный, наделенный многими способностями (отлично пишет казенные бумаги, играет на гитаре, душа компании) возвращается в Севастополь, оправившись после ранения.

На почтовой станции офицеры бранятся с ее начальником из-за лошадей — нету лошадей и все тут!

На постоялом дворе офицеры курят, пьют чай, закусывают.

Козельцов, истый фронтовой хороший офицер, слушает рассказы двух растерявшихся штабных, которые не знают, где стоит их полк — в Севастополе или в Одессе, не получили причитающихся им подъемных денег, а свои потратили на дорогую и притом хромую лошадь.

Страшная неразбериха царит в армии.

Один офицер бросил свою квартиру, знакомства, надежды на выгодную женитьбу, — все, чтобы стать героем Севастополя.

Но он так долго ждал разрешения на выезд, так долго добирался до места назначения — и все никак не мог добраться, — что его энтузиазм совершенно угас.

Козельцов неожиданно встречает своего младшего (семнадцатилетнего) брата, которому «как-то совестно жить в Петербурге, когда тут умирают за отечество. Да и с тобой мне хотелось быть...»

Старший брат выплачивает долги брата, сделанные дорогою, и берет его с собой. Младший погружен в мечты: «А как бы славно нам было вдвоем в Севастополе! Два брата, дружные между собой, оба сражаются со врагом: один старый уже, хотя не очень образованный, но храбрый воин, и другой — молодой, но тоже молодец... Через неделю я бы всем доказал, что я уж не очень молоденький! Я и краснеть перестану, в лице будет мужество, да и усы — небольшие, но порядочные вырастут к тому времени...»

До того домечтался, что уже представил, как они с братом перебили кучу французов и сами геройски погибли.

На вопрос, был ли он в схватке, старший брат отвечает, что ни разу не был и ранен на работах.

— Война совсем не так делается, как ты думаешь, Володя!

Старший Козельцов расспрашивает о переменах.

— Ну, а квартерка моя на Морской цела?

— И, батюшка! уж давно всю разбили бомбами. Вы не узнаете теперь Севастополя; уж женщин ни души нет, ни трактиров, ни музыки...

Братья посещают товарища старшего Козельцова, которому оторвало ногу. Вид лазарета невероятно поражает Володю. Ему становится страшно.

«Братья еще на Северной решили идти вместе на пятый бастион; но, выходя из Николаевской батареи, они как будто условились не подвергаться напрасно опасности и, ничего не говоря об этом предмете, решили идти каждому порознь.

— Только как ты найдешь, Володя? — сказал старший. — Впрочем, Николаев тебя проводит на Корабельную, а я пойду один и завтра у тебя буду.

Больше ничего не было сказано в это последнее прощанье между двумя братьями».

Володя является на свою батарею. Он испытывает «чувство одиночества в опасности» и презирает себя.

Старший Козельцов приходит к своему новому полковому командиру. Его поражает роскошь блиндажа — даже пол паркетный — и холодная подозрительность командира, который говорит ему:

— Что-то вы долго лечились...

Козельцов отправляется в свою роту. Видно, что солдаты его помнят и любят.

В офицерской казарме идет игра в карты. Козельцов выпил водки и подсел к играющим.

«В непродолжительном времени, выпив еще три рюмки водки и несколько стаканов портера, он был уже совершенно в духе всего общества, то есть в тумане и забвении действительности, и проигрывал последние три рубля».

Некрасиво, конечно, но «на дне души каждого лежит та благородная искра, которая сделает из него героя; но искра эта устает гореть ярко, — придет роковая минута, она вспыхнет пламенем и осветит великие дела».

Володя в своей части наслушался от офицеров много неожиданного для него, в частности о том, как наживаются на войне высшие военные чины.

Не успел юный прапорщик осмотреться, как по жребию выпало ему вести солдат на Малахов курган, который постоянно обстреливают. Солдаты даже не успевали убирать тела на бастионах и выкидывали их в ров, чтобы они не мешали на батареях.

За один только долгий день Володя не раз был на волоске от смерти. «По счастию, в помощь ему назначен был огромного роста комендор, моряк, с начала осады бывший при мортирах и убедивший его в возможности еще действовать из них, с фонарем водивший его ночью по всему бастиону, точно как по своему огороду, и обещавший к завтраму все устроить» .

Володя сидит на пороге блиндажа, наблюдая с молодым любопытством за бомбардировкой.

«Под конец вечера уж он знал, откуда сколько стреляет орудий и куда ложатся их снаряды».

Утром Володя расхаживает по бастиону, гордясь своей храбростью.

Французы начинают штурм Малахова кургана.

Козельцов-старший ведет за собой солдат, им удается выбить французов из занятых было траншей, но офицера ранило в грудь. В лазарете священник дает ему поцеловать крест — знак скорой смерти. Но Козельцов не чувствует горечи и страха, он сделал геройское дело и умирает счастливым, желая брату такой же участи.

Володя отчаянно командует своими мортирами, но французы обходят с флангов и занимают бастион. Володя убит.

«...Севастопольское войско, как море в зыбливую мрачную ночь, сливаясь, развиваясь и тревожно трепеща всей своей массой, колыхаясь у бухты по мосту и на Северной, медленно двигалось в непроницаемой темноте прочь от места, на котором столько оно оставило храбрых братьев, от места, всего облитого его кровью; от места, одиннадцать месяцев отстаиваемого от вдвое сильнейшего врага, и которое теперь велено было оставить без боя...

Выходя на ту сторону моста, почти каждый солдат снимал шапку и крестился. Но за этим чувством было другое, тяжелое, сосущее и более глубокое чувство: это было чувство, как будто похожее на раскаяние, стыд и злобу. Почти каждый солдат, взглянув с Северной стороны на оставленный Севастополь, с невыразимою горечью в сердце вздыхал и грозился врагам».

Севастопольские рассказы Л. Толстого.

Севастополь в декабре месяце

Рассказ начинается с рассвета на Сапун-горе. На дворе зима, снега нет, но утром кожу щиплет мороз. Мертвую тишину нарушают лишь шум моря и редкие выстрелы. Думая о Севастополе, каждый чувствовал мужество и гордость, сердце начинало биться чаще.

Город оккупирован, идет война, но это не нарушает мирный ход горожан. Бабы торгуют ароматными булками, мужики - сбитнем. Как удивительно здесь смешалась война и мир! Люди все еще вздрагивают, услышав очередной выстрел или взрыв, но в сущности никто не обращает на них внимания, а жизнь идет своим чередом.

Зрелищно лишь на бастионе. Там защитники Севастополя проявляют самые разные чувства - ужас, страх, грусть, удивление и т. д. В госпитале раненые делятся впечатлениями и рассказывают о своих ощущениях. Так солдат, потерявший ногу, не чувствует боль, потому что не обращает на нее внимания. Здесь лежит женщина, у которой ампутировали ногу, потому что она была ранена снарядом, когда несла мужу обед на бастион.

Пострадавшие с ужасом ожидают своей очереди на операцию, а пока наблюдают за врачами и товарищами, которым удаляют поврежденные конечности. Ампутированные части тел безразлично скидываются в угол. Обычно войну видят, как нечто красивое и блестящее, с великолепными строевыми маршами. На самом деле, это не так. Настоящая война - это боль, кровь, страдания, смерть…

Все это можно было увидеть в бастионах. Самым опасным бастионом был четвертый. Молодой офицер, служивший там, жаловался не на опасность или страх перед гибелью, а на грязь. Его чересчур смелое и развязное поведение легко объяснимо - защитная реакция на все происходящее вокруг. Чем ближе к четвертому бастиону - тем меньше людей мирных. Чаще проходят мимо вас с носилками.

Офицер в бастионе уже привык к войне, поэтому спокоен. Он рассказал, как во время штурма осталось лишь одно действующее орудие и мало людей, но на следующий день он опять задействовал все пушки. Однажды бомба залетела в землянку, где погибло одиннадцать матросов. В защитниках бастиона раскрывались все черты, которые в совокупности составляли силу русского солдата - простота и упорство.

Война придала их лицам новые выражения - злобы и жажды мести за причиненные им страдания и боль. Люди начинают как бы играть со смертью - недалеко пролетевшая бомба больше не пугает, наоборот, хочется, чтобы она упала ближе к вам. Всем русским ясно - Севастополь взять и поколебать дух русского народа невозможно. Люди борются не из-за угроз, а из-за чувства, которое испытывает почти каждый русский, но почему-то его стесняется - любовь к Родине.

Севастополь в мае

Боевые действия в Севастополе идут уже полгода. Кажется, что все кровопролитие совершенно бессмысленно, конфликт мог разрешить более оригинальным и простым путем - от каждой враждующей стороны был бы послан солдат, и выигрывает та сторона, чей солдат одержит победу. Вообще война полна алогизма, как, например, этот - зачем стравливать друг на друга армии в сто тридцать тысяч человек, когда можно устроить бой между двумя представителями стран-противниц.

По Севастополю расхаживают военные. Один из них - штабс-капитан Михайлов. Он высок, несколько сутуловатый, в его движениях читается неловкость. Несколько дней назад Михайлов получил письмо от товарища, военного, вышедшего в отставку, который рассказывал, как его жена Наташа увлеченно читает в газетах о действиях полка Михайлова и его собственных подвигах.

Михайлову горько вспоминать свое прежнее окружение, ведь нынешнее его категорически не устраивало. Михайлов рассказывал о балах в губернаторском доме, об игре в карты со штатским генералом, но его истории не вызывали у слушателей ни интереса, ни доверия. Они не выказывали никакой реакции, будто они просто не хотели вступать в спор. Думы Михайлова занимает мечта о повышении. На бульваре он встречает сослуживцев и не хотя с ними здоровается.

Михайлов хочет проводить время с «аристократами», оттого и гуляет по бульвару. Тщеславие берет верх над этими людьми, даже несмотря на то, что жизнь каждого из них висит на волоске, не зависимо от происхождения. Михайлов долго сомневался, стоит ли подойти и поздороваться с людьми из кружка «аристократов», потому что игнорирование его приветствия больно бы ударило по его самолюбию. «Аристократы» ведут себя высокомерно по отношению к штабс-капитану. Вскоре они перестают обращать на Михайлова хоть сколько- нибудь внимания и начинают беседовать исключительно между собой.

Дома Михайлов вспоминает, что предложил подменить одного заболевшего офицера на бастионе. Ему кажется, на следующий день его либо убьют, либо наградят. Михайлов встревожен - он пытается успокоить себя мыслями, что идет исполнять свой долг, но в то же время думает, куда вероятнее всего могут ранить. «Аристократы», с которыми поздоровался Михайлов, пили чай у Калугина, играли на фортепиано и обсуждали своих столичных знакомых. Они больше не вели себя неестественно «надуто», потому что некому было демонстративно показывать свой «аристократизм».

Гальцин испрашивает совета, пойти ли ему на вылазку, но сам понимает, что страх не даст ему пойти. То же осознает и Калугин, поэтому отговаривает товарища. Выйдя на улицу, Гальцин без особого интереса спрашивает проходящих мимо раненых о ходе сражения, вместе с тем ругая их за то, что они якобы трусливо покидают поле боя. Калугин же, вернувшись на бастион, не пытается прятаться от пуль, занимает пафосную позу верхом, в общем, делает все, чтобы окружающие решили, что он храбрец.

Генерал приказывает Праскухину осведомить Михайлова о предстоящей дислокации его батальона. Успешно выполнив поручение, Михайлов и Праскухин идут под свистом пуль, но они волнуются лишь о том, что они друг о друге думают. По пути им встречается Калугин, который решил не рисковать и вернуться. Неподалеку от них упала бомба, вследствие чего Праскухин погиб, а Михайлов ранен в голову.

Штабс-капитан отказывается покидать поле боя, потому что при ранении положена награда. На следующий день «аристократы» вновь прогуливаются по бульвару и обсуждают минувший бой. Толстой говорит, что ими движет тщеславие. Каждый из них - это маленький Наполеон, способный погубить сотню жизней ради лишней звездочки и надбавки к жалованию. Объявлено перемирие. Русские и французы свободно общаются друг с другом, будто бы они не враги. Ведутся разговоры о бесчеловечности и бессмысленности войны, которые утихнут, как только спрячут белые флаги.

Севастополь в августе 1855 года

Госпиталь покидает поручик Михаил Козельцов. Он был весьма умен, талантлив в нескольких областях и искусен в своих рассказах. Козельцов был довольно тщеславным, самолюбие часто было причиной его поступков. На станции Михаил Козельцов встречает своего младшего брата Володю. Последний должен был служить в гвардии, но за мелкие проступки и по собственной воле отправился в действующую армию. Он был рад, что будет защищать Родину, к тому же, вместе с братом. Володя испытывает смешанные чувства - и гордость, и робость по отношению к брату. Его начал охватывать некий страх перед войной, более того, на станции он уже успел влезть в долги.

Михаил расплатился, и они с братом тронулись. Володя грезит о подвигах и героической красивой смерти. Прибыв в балаган, братья получают много денег. Все дивятся тому, что Володя оставил спокойную жизнь ради воюющего Севастополя. Вечером Козельцовы навестили товарища Михаила, который был тяжело ранен и надеялся лишь на смерть и скорое избавление от мук. Володя и Михаил разошлись по своим батареям.

Володе было предложено переночевать на койке штабс-капитана, которую уже занял юнкер Вланг. Последнему пришлось все же уступить кровать. Володя не может долго уснуть, потому что его пугают предчувствие близкой смерти и темнота. Горячо помолившись, юноша успокаивается и засыпает. Михаил принял командование той ротой, которой он командовал до ранения, что приводит в радостные чувства его подчиненных. Офицеры также тепло приняли вновь прибывшего Козельцова.

Володя на утро начал сближаться с новыми сослуживцами. Особенно приветливыми ему показались юнкер Вланг и штабс-капитан Краут. Когда разговор зашел на тему казнокрадства и воровства на высших должностях, Володя, несколько смутившись, утверждает, что он так никогда не поступит. На обеде у командира идут жаркие обсуждения. Неожиданно приходит конверт, в котором говорится, что на Малахов курган (невероятно опасное место) требуется офицер и прислуга.

Никто не вызывается сам, пока кто-то не указал на Володю. Козельцов и Вланг отправляются исполнять поручение. Володя пытается действовать в соответствии с «Руководством» по артиллерийской службе, но попав на поле боя, понимает, что это невозможно, так как предписания и указания не соотносимы с действительностью. Вланг невероятно перепуган, поэтому больше не в силах сохранять хладнокровие. Володе же и жутко и немного весело одновременно.

Володя знакомится с солдатами в блнидаже. Они надеются, что скоро им придут на помощь, а им предоставят двухнедельный отпуск. Володя и Мельников сидят на пороге, а перед ними падают снаряды. Вскоре Володя окончательно избавляется от чувства страха, все считают его очень смелым, сам же юноша радуется, что безукоризненно исполняет свои обязанности.

Во время французского штурма Козельцов выскакивает на поле боя, чтобы никто не подумал, что он трус. Володя ранен в грудь. Врач осматривает рану, которая оказалась смертельной, и подзывает священника. Володя интересуется, смогли ли русские отбить французский штурм. Ему ответили, что победа осталась за русскими, хотя это было не так. Козельцов счастлив, что он умирает за Отечество и желает брату такой же смерти.

Год написания:

1855

Время прочтения:

Описание произведения:

Севастопольские рассказы (всего в цикле три рассказа), которые написал Лев Толстой в 1855 году, хорошо изображают, как оборонялся Севастополь. Лев Толстой описывает героизм солдатов, которые защищали город, показывает бесчеловечность и бессмысленность войны.

Примечательно то, что это первый случай, когда такой известный писатель, как Толстой, лично присутствовал при происходящих событиях и сразу же писал об этом, сообщая таким образом обо всем в достоверной форме своим читателям. Получается, что о Толстом можно уверенно сказать, что он первый русский военный корреспондент.

Читайте ниже краткое содержание цикла Севастопольские рассказы.

Севастополь в декабре месяце

«Утренняя заря только что начинает окрашивать небосклон над Сапун-горою; тёмно-синяя поверхность моря уже сбросила с себя сумрак ночи и ждёт первого луча, чтобы заиграть весёлым блеском; с бухты несёт холодом и туманом; снега нет - всё черно, но утренний резкий мороз хватает за лицо и трещит под ногами, и далёкий неумолкаемый гул моря, изредка прерываемый раскатистыми выстрелами в Севастополе, один нарушает тишину утра... Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникло в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах...» Несмотря на то, что в городе идут боевые действия, жизнь идёт своим чередом: торговки продают горячие булки, а мужики - сбитень. Кажется, что здесь странно смешалась лагерная и мирная жизнь, все суетятся и пугаются, но это обманчивое впечатление: большинство людей уже не обращает внимания ни на выстрелы, ни на взрывы, они заняты «будничным делом». Только на бастионах «вы увидите... защитников Севастополя, увидите там ужасные и грустные, великие и забавные, но изумительные, возвышающие душу зрелища».

В госпитале раненые солдаты рассказывают о своих впечатлениях: тот, кто потерял ногу, не помнит боли, потому что не думал о ней; в женщину, относившую на бастион мужу обед, попал снаряд, и ей отрезали ногу выше колена. В отдельном помещении делают перевязки и операции. Раненые, ожидающие своей очереди на операцию, в ужасе видят, как доктора ампутируют их товарищам руки и ноги, а фельдшер равнодушно бросает отрезанные части тел в угол. Здесь можно видеть «ужасные, потрясающие душу зрелища... войну не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знамёнами и гарцующими генералами, а... войну в настоящем её выражении - в крови, в страданиях, в смерти...». Молоденький офицер, воевавший на четвёртом, самом опасном бастионе, жалуется не на обилие бомб и снарядов, падающих на головы защитников бастиона, а на грязь. Это его защитная реакция на опасность; он ведёт себя слишком смело, развязно и непринуждённо.

По пути на четвёртый бастион всё реже встречаются невоенные люди, и всё чаще попадаются носилки с ранеными. Собственно на бастионе офицер-артиллерист ведёт себя спокойно (он привык и к свисту пуль, и к грохоту взрывов). Он рассказывает, как во время штурма пятого числа на его батарее осталось только одно действующее орудие и очень мало прислуги, но всё же на другое утро он уже опять палил из всех пушек.

Офицер вспоминает, как бомба попала в матросскую землянку и положила одиннадцать человек. В лицах, осанке, движениях защитников бастиона видны «главные черты, составляющие силу русского, - простоты и упрямства; но здесь на каждом лице кажется вам, что опасность, злоба и страдания войны, кроме этих главных признаков, проложили ещё следы сознания своего достоинства и высокой мысли и чувства... Чувство злобы, мщения врагу... таится в душе каждого». Когда ядро летит прямо на человека, его не покидает чувство наслаждения и вместе с тем страха, а затем он уже сам ожидает, чтобы бомба взорвалась поближе, потому что «есть особая прелесть» в подобной игре со смертью. «Главное, отрадное убеждение, которое вы вынесли, - это убеждение в невозможности взять Севастополь, и не только взять Севастополь, но поколебать где бы то ни было силу русского народа... Из-за креста, из-за названия, из угрозы не могут принять люди эти ужасные условия: должна быть другая высокая побудительная причина - эта причина есть чувство, редко проявляющееся, стыдливое в русском, но лежащее в глубине души каждого, - любовь к родине... Надолго оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, которой героем был народ русский...»

Севастополь в мае

Проходит полгода с момента начала боевых действий в Севастополе. «Тысячи людских самолюбий успели оскорбиться, тысячи успели удовлетвориться, надуться, тысячи - успокоиться в объятиях смерти» Наиболее справедливым представляется решение конфликта оригинальным путём; если бы сразились двое солдат (по одному от каждой армии), и победа бы осталась за той стороной, чей солдат выйдет победителем. Такое решение логично, потому что лучше сражаться один на один, чем сто тридцать тысяч против ста тридцати тысяч. Вообще война нелогична, с точки зрения Толстого: «одно из двух: или война есть сумасшествие, или ежели люди делают это сумасшествие, то они совсем не разумные создания, как у нас почему-то принято думать»

В осаждённом Севастополе по бульварам ходят военные. Среди них - пехотный офицер (штабс-капитан) Михайлов, высокий, длинноногий, сутулый и неловкий человек. Он недавно получил письмо от приятеля, улана в отставке, в котором тот пишет, как его жена Наташа (близкий друг Михайлова) с увлечением следит по газетам за передвижениями его полка и подвигами самого Михайлова. Михайлов с горечью вспоминает свой прежний круг, который был «до такой степени выше теперешнего, что когда в минуты откровенности ему случалось рассказывать пехотным товарищам, как у него были свои дрожки, как он танцевал на балах у губернатора и играл в карты с штатским генералом», его слушали равнодушно-недоверчиво, как будто не желая только противоречить и доказывать противное

Михайлов мечтает о повышении. Он встречает на бульваре капитана Обжогова и прапорщика Сусликова, служащих его полка, и они пожимают ему руку, но ему хочется иметь дело не с ними, а с «аристократами» - для этого он и гуляет по бульвару. «А так как в осаждённом городе Севастополе людей много, следовательно, и тщеславия много, то есть и аристократы, несмотря на то, что ежеминутно висит смерть над головой каждого аристократа и неаристократа... Тщеславие! Должно быть, оно есть характеристическая черта и особенная болезнь нашего века... Отчего в наш век есть только три рода людей: одних - принимающих начало тщеславия как факт необходимо существующий, поэтому справедливый, и свободно подчиняющихся ему; других - принимающих его как несчастное, но непреодолимое условие, и третьих - бессознательно, рабски действующих под его влиянием...»

Михайлов дважды нерешительно проходит мимо кружка «аристократов» и, наконец, отваживается подойти и поздороваться (прежде он боялся подойти к ним оттого, что они могли вовсе не удостоить его ответом на приветствие и тем самым уколоть его больное самолюбие). «Аристократы» - это адъютант Калугин, князь Гальцин, подполковник Нефердов и ротмистр Праскухин. По отношению к подошедшему Михайлову они ведут себя достаточно высокомерно; например, Гальцин берет его под руку и немного прогуливается туда-сюда только потому, что знает, что этот знак внимания должен доставить штабс-капитану удовольствие. Но вскоре «аристократы» начинают демонстративно разговаривать только друг с другом, давая тем самым понять Михайлову, что больше не нуждаются в его обществе.

Вернувшись домой, Михайлов вспоминает, что вызвался идти наутро вместо заболевшего офицера на бастион. Он чувствует, что его убьют, а если не убьют, то уж наверняка наградят. Михайлов утешает себя, что он поступил честно, что идти на бастион - его долг. По дороге он гадает, в какое место его могут ранить - в ногу, в живот или в голову.

Тем временем «аристократы» пьют чай у Калугина в красиво обставленной квартире, играют на фортепиано, вспоминают петербургских знакомых. При этом они ведут себя вовсе не так неестественно, важно и напыщенно, как делали на бульваре, демонстрируя окружающим свой «аристократизм». Входит пехотный офицер с важным поручением к генералу, но «аристократы» тут же принимают прежний «надутый» вид и притворяются, что вовсе не замечают вошедшего. Лишь проводив курьера к генералу, Калугин проникается ответственностью момента, объявляет товарищам, что предстоит «жаркое» дело.

Гальцин спрашивает, не пойти ли ему на вылазку, зная, что никуда не пойдёт, потому что боится, а Калугин принимается отговаривать Гальцина, тоже зная, что тот никуда не пойдёт. Гальцин выходит на улицу и начинает бесцельно ходить взад и вперёд, не забывая спрашивать проходящих мимо раненых, как идёт сражение, и ругать их за то, что они отступают. Калугин, отправившись на бастион, не забывает попутно демонстрировать всем свою храбрость: не нагибается при свисте пуль, принимает лихую позу верхом. Его неприятно поражает «трусость» командира батареи, о храбрости которого ходят легенды.

Не желая напрасно рисковать, полгода проведший на бастионе командир батареи в ответ на требование Калугина осмотреть бастион отправляет Калугина к орудиям вместе с молоденьким офицером. Генерал отдаёт приказ Праскухину уведомить батальон Михайлова о передислокации. Тот успешно доставляет приказ. В темноте под обстрелом противника батальон начинает движение. При этом Михайлов и Праскухин, идя бок о бок, думают только о том, какое впечатление они производят друг на друга. Они встречают Калугина, который, не желая лишний раз «себя подвергать», узнает о ситуации на бастионе от Михайлова и поворачивает обратно. Рядом с ними взрывается бомба, погибает Праскухин, а Михайлов ранен в голову. Он отказывается идти на перевязочный пункт, потому что его долг - быть вместе с ротой, а кроме того, за рану ему положена награда. Ещё он считает, что его долг - забрать раненого Праскухина или же удостовериться, что тот мёртв. Михайлов под огнём ползёт обратно, убеждается в гибели Праскухина и со спокойной совестью возвращается.

«Сотни свежих окровавленных тел людей, за два часа тому назад полных разнообразных высоких и мелких надежд и желаний, с окоченелыми членами, лежали на росистой цветущей долине, отделяющей бастион от траншеи, и на ровном полу часовни Мёртвых в Севастополе; сотни людей - с проклятиями и молитвами на пересохших устах - ползали, ворочались и стонали, - одни между трупами на цветущей долине, другие на носилках, на койках и на окровавленном полу перевязочного пункта; а всё так же, как и в прежние дни, загорелась зарница над Сапун-горою, побледнели мерцающие звезды, потянул белый туман с шумящего тёмного моря, зажглась алая заря на востоке, разбежались багровые длинные тучки по светло-лазурному горизонту, и все так же, как и в прежние дни, обещая радость, любовь и счастье всему ожившему миру, выплыло могучее, прекрасное светило».

На другой день «аристократы» и прочие военные прогуливаются по бульвару и наперебой рассказывают о вчерашнем «деле», но так, что в основном излагают «то участие, которое принимал, и храбрость, которую выказал рассказывающий в деле». «Всякий из них маленький Наполеон, маленький изверг и сейчас готов затеять сражение, убить человек сотню для того только, чтобы получить лишнюю звёздочку или треть жалованья».

Между русскими и французами объявлено перемирие, простые солдаты свободно общаются друг с другом и, кажется, не испытывают по отношению к противнику никакой вражды. Молодой кавалерийский офицер просто рад возможности поболтать по-французски, думая, что он невероятно умён. Он обсуждает с французами, насколько бесчеловечное дело они затеяли вместе, имея в виду войну. В это время мальчишка ходит по полю битвы, собирает голубые полевые цветы и удивлённо косится на трупы. Повсюду выставлены белые флаги.

«Тысячи людей толпятся, смотрят, говорят и улыбаются друг другу. И эти люди - христиане, исповедующие один великий закон любви и самоотвержения, глядя на то, что они сделали, не упадут с раскаянием вдруг на колени перед тем, кто, дав им жизнь, вложил в душу каждого, вместе с страхом смерти, любовь к добру и прекрасному, и со слезами радости и счастия не обнимутся как братья? Нет! Белые тряпки спрятаны - и снова свистят орудия смерти и страданий, снова льётся чистая невинная кровь и слышатся стоны и проклятия... Где выражение зла, которого должно избегать? Где выражение добра, которому должно подражать в этой повести? Кто злодей, кто герой её? Все хороши и все дурны... Герой же моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, - правда»

Севастополь в августе 1855 года

Из госпиталя на позиции возвращается поручик Михаил Козельцов, уважаемый офицер, независимый в своих суждениях и в своих поступках, неглупый, во многом талантливый, умелый составитель казённых бумаг и способный рассказчик. «У него было одно из тех самолюбии, которое до такой степени слилось с жизнью и которое чаще всего развивается в одних мужских, и особенно военных кружках, что он не понимал другого выбора, как первенствовать или уничтожиться, и что самолюбие было двигателем даже его внутренних побуждений».

На станции скопилось множество проезжающих: нет лошадей. У некоторых офицеров, направляющихся в Севастополь, нет даже подъёмных денег, и они не знают, на какие средства продолжить путь. Среди ожидающих оказывается и брат Козельцова, Володя. Вопреки семейным планам Володя за незначительные проступки вышел не в гвардию, а был направлен (по его собственному желанию) в действующую армию. Ему, как всякому молодому офицеру, очень хочется «сражаться за Отечество», а заодно и послужить там же, где старший брат.

Володя - красивый юноша, он и робеет перед братом, и гордится им. Старший Козельцов предлагает брату немедленно ехать вместе с ним в Севастополь. Володя как будто смущается; ему уже не очень хочется на войну, а, кроме того, он, сидя на станции, успел проиграть восемь рублей. Козельцов из последних денег оплачивает долг брата, и они трогаются в путь. По дороге Володя мечтает о героических подвигах, которые он непременно совершит на войне вместе с братом, о своей красивой гибели и предсмертных упрёках всем прочим за то, что те не умели при жизни оценить «истинно любивших Отечество», и т. д.

По прибытии братья отправляются в балаган обозного офицера, который пересчитывает кучу денег для нового полкового командира, обзаводящегося «хозяйством». Никто не понимает, что заставило Володю бросить спокойное насиженное место в далёком тылу и приехать без всякой для себя выгоды в воюющий Севастополь. Батарея, к которой прикомандирован Володя, стоит на Корабельной, и оба брата отправляются ночевать к Михаилу на пятый бастион. Перед этим они навещают товарища Козельцова в госпитале. Он так плох, что не сразу узнает Михаила, ждёт скорой смерти как избавления от страданий.

Выйдя из госпиталя, братья решают разойтись, и в сопровождении денщика Михаила Володя уходит в свою батарею. Батарейный командир предлагает Володе переночевать на койке штабс-капитана, который находится на самом бастионе. Впрочем, на койке уже спит юнкер Вланг; ему приходится уступить место прибывшему прапорщику (Володе). Сперва Володя не может уснуть; его то пугает темнота, то предчувствие близкой смерти. Он горячо молится об избавлении от страха, успокаивается и засыпает под звуки падающих снарядов.

Тем временем Козельцов-старший прибывает в распоряжение нового полкового командира - недавнего своего товарища, теперь отделённого от него стеной субординации. Командир недоволен тем, что Козельцов преждевременно возвращается в строй, но поручает ему принять командование над его прежней ротой. В роте Козельцова встречают радостно; заметно, что он пользуется большим уважением среди солдат. Среди офицеров его также ожидает тёплый приём и участливое отношение к ранению.

На другой день бомбардировка продолжается с новой силой. Володя начинает входить в круг артиллерийских офицеров; видна взаимная симпатия их друг к другу. Особенно Володя нравится юнкеру Влангу, который всячески предугадывает любые желания нового прапорщика. С позиций возвращается добрый штабс-капитан Краут, немец, очень правильно и слишком красиво говорящий по-русски. Заходит разговор о злоупотреблениях и узаконенном воровстве на высших должностях. Володя, покраснев, уверяет собравшихся, что подобное «неблагородное» дело никогда не случится с ним.

На обеде у командира батареи всем интересно, разговоры не умолкают несмотря на то, что меню весьма скромное. Приходит конверт от начальника артиллерии; требуется офицер с прислугой на мортирную батарею на Малахов курган. Это опасное место; никто сам не вызывается идти. Один из офицеров указывает на Володю и, после небольшой дискуссии, он соглашается отправиться «обстреляться» Вместе с Володей направляют Вланга. Володя принимается за изучение «Руководства» по артиллерийской стрельбе. Однако по прибытии на батарею все «тыловые» знания оказываются ненужными: стрельба ведётся беспорядочно, ни одно ядро по весу даже не напоминает упомянутые в «Руководстве», нет рабочих, чтобы починить разбитые орудия. К тому же ранят двух солдат его команды, а сам Володя неоднократно оказывается на волосок от гибели.

Вланг очень сильно напуган; он уже не в состоянии скрыть это и думает исключительно о спасении собственной жизни любой ценой. Володе же «жутко немножко и весело». В блиндаже Володи отсиживаются и его солдаты. Он с интересом общается с Мельниковым, который не боится бомб, будучи уверен, что умрёт другой смертью. Освоившись с новым командиром, солдаты начинают при Володе обсуждать, как придут к ним на помощь союзники под командованием князя Константина, как обеим воюющим сторонам дадут отдых на две недели, а за каждый выстрел тогда будут брать штраф, как на войне месяц службы станут считать за год и т. д.

Несмотря на мольбы Вланга, Володя выходит из блиндажа на свежий воздух и сидит до утра с Мельниковым на пороге, пока вокруг падают бомбы и свистят пули. Но поутру уже батарея и орудия приведены в порядок, а Володя начисто забывает об опасности; он только радуется, что хорошо исполняет свои обязанности, что не показывает трусости, а наоборот, считается храбрым.

Начинается французский штурм. Полусонный Козельцов выскакивает к роте, спросонья больше всего озабоченный тем, чтобы его не посчитали за труса. Он выхватывает свою маленькую сабельку и впереди всех бежит на врага, криком воодушевляя солдат. Его ранят в грудь. Очнувшись, Козельцов видит, как доктор осматривает его рану, вытирает пальцы о его пальто и подсылает к нему священника. Козельцов спрашивает, выбиты ли французы; священник, не желая огорчать умирающего, говорит, что победа осталась за русскими. Козельцов счастлив; «он с чрезвычайно отрадным чувством самодовольства подумал, что он хорошо исполнил свой долг, что в первый раз за всю свою службу он поступил так хорошо, как только можно было, и ни в чем не может упрекнуть себя». Он умирает с последней мыслью о брате, и ему Козельцов желает такого же счастья.

Известие о штурме застаёт Володю в блиндаже. «Не столько вид спокойствия солдат, сколько жалкой, нескрываемой трусости юнкера возбудил его». Не желая быть похожим на Вланга, Володя командует легко, даже весело, но вскоре слышит, что французы обходят их. Он видит совсем близко вражеских солдат, его это так поражает, что он застывает на месте и упускает момент, когда ещё можно спастись. Рядом с ним от пулевого ранения погибает Мельников. Вланг пытается отстреляться, зовёт Володю бежать за ним, но, прыгнув в траншею, видит, что Володя уже мёртв, а на том месте, где он только что стоял, находятся французы и стреляют по русским. Над Малаховым курганом развевается французское знамя.

Вланг с батареей на пароходе прибывает в более безопасную часть города. Он горько оплакивает павшего Володю; к которому по-настоящему привязался. Отступающие солдаты, переговариваясь между собою, замечают, что французы недолго будут гостить в городе. «Это было чувство, как будто похожее на раскаяние, стыд и злобу. Почти каждый солдат, взглянув с Северной стороны на оставленный Севастополь, с невыразимою горечью в сердце вздыхал и грозился врагам».

Вы прочитали краткое содержание цикла Севастопольские рассказы. Предлагаем вам также посетить раздел нашего сайта Краткие содержания , чтобы ознакомиться с другими изложениями популярных писателей.

Лев Николаевич Толстой

«Севастопольские рассказы»

Севастополь в декабре месяце

«Утренняя заря только что начинает окрашивать небосклон над Сапун-горою; тёмно-синяя поверхность моря уже сбросила с себя сумрак ночи и ждёт первого луча, чтобы заиграть весёлым блеском; с бухты несёт холодом и туманом; снега нет — всё черно, но утренний резкий мороз хватает за лицо и трещит под ногами, и далёкий неумолкаемый гул моря, изредка прерываемый раскатистыми выстрелами в Севастополе, один нарушает тишину утра… Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникло в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах…» Несмотря на то, что в городе идут боевые действия, жизнь идёт своим чередом: торговки продают горячие булки, а мужики — сбитень. Кажется, что здесь странно смешалась лагерная и мирная жизнь, все суетятся и пугаются, но это обманчивое впечатление: большинство людей уже не обращает внимания ни на выстрелы, ни на взрывы, они заняты «будничным делом». Только на бастионах «вы увидите… защитников Севастополя, увидите там ужасные и грустные, великие и забавные, но изумительные, возвышающие душу зрелища».

В госпитале раненые солдаты рассказывают о своих впечатлениях: тот, кто потерял ногу, не помнит боли, потому что не думал о ней; в женщину, относившую на бастион мужу обед, попал снаряд, и ей отрезали ногу выше колена. В отдельном помещении делают перевязки и операции. Раненые, ожидающие своей очереди на операцию, в ужасе видят, как доктора ампутируют их товарищам руки и ноги, а фельдшер равнодушно бросает отрезанные части тел в угол. Здесь можно видеть «ужасные, потрясающие душу зрелища… войну не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знамёнами и гарцующими генералами, а… войну в настоящем её выражении — в крови, в страданиях, в смерти…». Молоденький офицер, воевавший на четвёртом, самом опасном бастионе, жалуется не на обилие бомб и снарядов, падающих на головы защитников бастиона, а на грязь. Это его защитная реакция на опасность; он ведёт себя слишком смело, развязно и непринуждённо.

По пути на четвёртый бастион всё реже встречаются невоенные люди, и всё чаще попадаются носилки с ранеными. Собственно на бастионе офицер-артиллерист ведёт себя спокойно (он привык и к свисту пуль, и к грохоту взрывов). Он рассказывает, как во время штурма пятого числа на его батарее осталось только одно действующее орудие и очень мало прислуги, но всё же на другое утро он уже опять палил из всех пушек.

Офицер вспоминает, как бомба попала в матросскую землянку и положила одиннадцать человек. В лицах, осанке, движениях защитников бастиона видны «главные черты, составляющие силу русского, — простоты и упрямства; но здесь на каждом лице кажется вам, что опасность, злоба и страдания войны, кроме этих главных признаков, проложили ещё следы сознания своего достоинства и высокой мысли и чувства… Чувство злобы, мщения врагу… таится в душе каждого». Когда ядро летит прямо на человека, его не покидает чувство наслаждения и вместе с тем страха, а затем он уже сам ожидает, чтобы бомба взорвалась поближе, потому что «есть особая прелесть» в подобной игре со смертью. «Главное, отрадное убеждение, которое вы вынесли, — это убеждение в невозможности взять Севастополь, и не только взять Севастополь, но поколебать где бы то ни было силу русского народа… Из-за креста, из-за названия, из угрозы не могут принять люди эти ужасные условия: должна быть другая высокая побудительная причина — эта причина есть чувство, редко проявляющееся, стыдливое в русском, но лежащее в глубине души каждого, — любовь к родине… Надолго оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, которой героем был народ русский…»

Севастополь в мае

Проходит полгода с момента начала боевых действий в Севастополе. «Тысячи людских самолюбий успели оскорбиться, тысячи успели удовлетвориться, надуться, тысячи — успокоиться в объятиях смерти» Наиболее справедливым представляется решение конфликта оригинальным путём; если бы сразились двое солдат (по одному от каждой армии), и победа бы осталась за той стороной, чей солдат выйдет победителем. Такое решение логично, потому что лучше сражаться один на один, чем сто тридцать тысяч против ста тридцати тысяч. Вообще война нелогична, с точки зрения Толстого: «одно из двух: или война есть сумасшествие, или ежели люди делают это сумасшествие, то они совсем не разумные создания, как у нас почему-то принято думать»

В осаждённом Севастополе по бульварам ходят военные. Среди них — пехотный офицер (штабс-капитан) Михайлов, высокий, длинноногий, сутулый и неловкий человек. Он недавно получил письмо от приятеля, улана в отставке, в котором тот пишет, как его жена Наташа (близкий друг Михайлова) с увлечением следит по газетам за передвижениями его полка и подвигами самого Михайлова. Михайлов с горечью вспоминает свой прежний круг, который был «до такой степени выше теперешнего, что когда в минуты откровенности ему случалось рассказывать пехотным товарищам, как у него были свои дрожки, как он танцевал на балах у губернатора и играл в карты с штатским генералом», его слушали равнодушно-недоверчиво, как будто не желая только противоречить и доказывать противное

Михайлов мечтает о повышении. Он встречает на бульваре капитана Обжогова и прапорщика Сусликова, служащих его полка, и они пожимают ему руку, но ему хочется иметь дело не с ними, а с «аристократами» — для этого он и гуляет по бульвару. «А так как в осаждённом городе Севастополе людей много, следовательно, и тщеславия много, то есть и аристократы, несмотря на то, что ежеминутно висит смерть над головой каждого аристократа и неаристократа… Тщеславие! Должно быть, оно есть характеристическая черта и особенная болезнь нашего века… Отчего в наш век есть только три рода людей: одних — принимающих начало тщеславия как факт необходимо существующий, поэтому справедливый, и свободно подчиняющихся ему; других — принимающих его как несчастное, но непреодолимое условие, и третьих — бессознательно, рабски действующих под его влиянием…»

Михайлов дважды нерешительно проходит мимо кружка «аристократов» и, наконец, отваживается подойти и поздороваться (прежде он боялся подойти к ним оттого, что они могли вовсе не удостоить его ответом на приветствие и тем самым уколоть его больное самолюбие). «Аристократы» — это адъютант Калугин, князь Гальцин, подполковник Нефердов и ротмистр Праскухин. По отношению к подошедшему Михайлову они ведут себя достаточно высокомерно; например, Гальцин берет его под руку и немного прогуливается туда-сюда только потому, что знает, что этот знак внимания должен доставить штабс-капитану удовольствие. Но вскоре «аристократы» начинают демонстративно разговаривать только друг с другом, давая тем самым понять Михайлову, что больше не нуждаются в его обществе.

Вернувшись домой, Михайлов вспоминает, что вызвался идти наутро вместо заболевшего офицера на бастион. Он чувствует, что его убьют, а если не убьют, то уж наверняка наградят. Михайлов утешает себя, что он поступил честно, что идти на бастион — его долг. По дороге он гадает, в какое место его могут ранить — в ногу, в живот или в голову.

Тем временем «аристократы» пьют чай у Калугина в красиво обставленной квартире, играют на фортепиано, вспоминают петербургских знакомых. При этом они ведут себя вовсе не так неестественно, важно и напыщенно, как делали на бульваре, демонстрируя окружающим свой «аристократизм». Входит пехотный офицер с важным поручением к генералу, но «аристократы» тут же принимают прежний «надутый» вид и притворяются, что вовсе не замечают вошедшего. Лишь проводив курьера к генералу, Калугин проникается ответственностью момента, объявляет товарищам, что предстоит «жаркое» дело.

Гальцин спрашивает, не пойти ли ему на вылазку, зная, что никуда не пойдёт, потому что боится, а Калугин принимается отговаривать Гальцина, тоже зная, что тот никуда не пойдёт. Гальцин выходит на улицу и начинает бесцельно ходить взад и вперёд, не забывая спрашивать проходящих мимо раненых, как идёт сражение, и ругать их за то, что они отступают. Калугин, отправившись на бастион, не забывает попутно демонстрировать всем свою храбрость: не нагибается при свисте пуль, принимает лихую позу верхом. Его неприятно поражает «трусость» командира батареи, о храбрости которого ходят легенды.

Не желая напрасно рисковать, полгода проведший на бастионе командир батареи в ответ на требование Калугина осмотреть бастион отправляет Калугина к орудиям вместе с молоденьким офицером. Генерал отдаёт приказ Праскухину уведомить батальон Михайлова о передислокации. Тот успешно доставляет приказ. В темноте под обстрелом противника батальон начинает движение. При этом Михайлов и Праскухин, идя бок о бок, думают только о том, какое впечатление они производят друг на друга. Они встречают Калугина, который, не желая лишний раз «себя подвергать», узнает о ситуации на бастионе от Михайлова и поворачивает обратно. Рядом с ними взрывается бомба, погибает Праскухин, а Михайлов ранен в голову. Он отказывается идти на перевязочный пункт, потому что его долг — быть вместе с ротой, а кроме того, за рану ему положена награда. Ещё он считает, что его долг — забрать раненого Праскухина или же удостовериться, что тот мёртв. Михайлов под огнём ползёт обратно, убеждается в гибели Праскухина и со спокойной совестью возвращается.

«Сотни свежих окровавленных тел людей, за два часа тому назад полных разнообразных высоких и мелких надежд и желаний, с окоченелыми членами, лежали на росистой цветущей долине, отделяющей бастион от траншеи, и на ровном полу часовни Мёртвых в Севастополе; сотни людей — с проклятиями и молитвами на пересохших устах — ползали, ворочались и стонали, — одни между трупами на цветущей долине, другие на носилках, на койках и на окровавленном полу перевязочного пункта; а всё так же, как и в прежние дни, загорелась зарница над Сапун-горою, побледнели мерцающие звезды, потянул белый туман с шумящего тёмного моря, зажглась алая заря на востоке, разбежались багровые длинные тучки по светло-лазурному горизонту, и все так же, как и в прежние дни, обещая радость, любовь и счастье всему ожившему миру, выплыло могучее, прекрасное светило».

На другой день «аристократы» и прочие военные прогуливаются по бульвару и наперебой рассказывают о вчерашнем «деле», но так, что в основном излагают «то участие, которое принимал, и храбрость, которую выказал рассказывающий в деле». «Всякий из них маленький Наполеон, маленький изверг и сейчас готов затеять сражение, убить человек сотню для того только, чтобы получить лишнюю звёздочку или треть жалованья».

Между русскими и французами объявлено перемирие, простые солдаты свободно общаются друг с другом и, кажется, не испытывают по отношению к противнику никакой вражды. Молодой кавалерийский офицер просто рад возможности поболтать по-французски, думая, что он невероятно умён. Он обсуждает с французами, насколько бесчеловечное дело они затеяли вместе, имея в виду войну. В это время мальчишка ходит по полю битвы, собирает голубые полевые цветы и удивлённо косится на трупы. Повсюду выставлены белые флаги.

«Тысячи людей толпятся, смотрят, говорят и улыбаются друг другу. И эти люди — христиане, исповедующие один великий закон любви и самоотвержения, глядя на то, что они сделали, не упадут с раскаянием вдруг на колени перед тем, кто, дав им жизнь, вложил в душу каждого, вместе с страхом смерти, любовь к добру и прекрасному, и со слезами радости и счастия не обнимутся как братья? Нет! Белые тряпки спрятаны — и снова свистят орудия смерти и страданий, снова льётся чистая невинная кровь и слышатся стоны и проклятия… Где выражение зла, которого должно избегать? Где выражение добра, которому должно подражать в этой повести? Кто злодей, кто герой её? Все хороши и все дурны… Герой же моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, — правда»

Севастополь в августе 1855 года

Из госпиталя на позиции возвращается поручик Михаил Козельцов, уважаемый офицер, независимый в своих суждениях и в своих поступках, неглупый, во многом талантливый, умелый составитель казённых бумаг и способный рассказчик. «У него было одно из тех самолюбии, которое до такой степени слилось с жизнью и которое чаще всего развивается в одних мужских, и особенно военных кружках, что он не понимал другого выбора, как первенствовать или уничтожиться, и что самолюбие было двигателем даже его внутренних побуждений».

На станции скопилось множество проезжающих: нет лошадей. У некоторых офицеров, направляющихся в Севастополь, нет даже подъёмных денег, и они не знают, на какие средства продолжить путь. Среди ожидающих оказывается и брат Козельцова, Володя. Вопреки семейным планам Володя за незначительные проступки вышел не в гвардию, а был направлен (по его собственному желанию) в действующую армию. Ему, как всякому молодому офицеру, очень хочется «сражаться за Отечество», а заодно и послужить там же, где старший брат.

Володя — красивый юноша, он и робеет перед братом, и гордится им. Старший Козельцов предлагает брату немедленно ехать вместе с ним в Севастополь. Володя как будто смущается; ему уже не очень хочется на войну, а, кроме того, он, сидя на станции, успел проиграть восемь рублей. Козельцов из последних денег оплачивает долг брата, и они трогаются в путь. По дороге Володя мечтает о героических подвигах, которые он непременно совершит на войне вместе с братом, о своей красивой гибели и предсмертных упрёках всем прочим за то, что те не умели при жизни оценить «истинно любивших Отечество», и т. д.

По прибытии братья отправляются в балаган обозного офицера, который пересчитывает кучу денег для нового полкового командира, обзаводящегося «хозяйством». Никто не понимает, что заставило Володю бросить спокойное насиженное место в далёком тылу и приехать без всякой для себя выгоды в воюющий Севастополь. Батарея, к которой прикомандирован Володя, стоит на Корабельной, и оба брата отправляются ночевать к Михаилу на пятый бастион. Перед этим они навещают товарища Козельцова в госпитале. Он так плох, что не сразу узнает Михаила, ждёт скорой смерти как избавления от страданий.

Выйдя из госпиталя, братья решают разойтись, и в сопровождении денщика Михаила Володя уходит в свою батарею. Батарейный командир предлагает Володе переночевать на койке штабс-капитана, который находится на самом бастионе. Впрочем, на койке уже спит юнкер Вланг; ему приходится уступить место прибывшему прапорщику (Володе). Сперва Володя не может уснуть; его то пугает темнота, то предчувствие близкой смерти. Он горячо молится об избавлении от страха, успокаивается и засыпает под звуки падающих снарядов.

Тем временем Козельцов-старший прибывает в распоряжение нового полкового командира — недавнего своего товарища, теперь отделённого от него стеной субординации. Командир недоволен тем, что Козельцов преждевременно возвращается в строй, но поручает ему принять командование над его прежней ротой. В роте Козельцова встречают радостно; заметно, что он пользуется большим уважением среди солдат. Среди офицеров его также ожидает тёплый приём и участливое отношение к ранению.

На другой день бомбардировка продолжается с новой силой. Володя начинает входить в круг артиллерийских офицеров; видна взаимная симпатия их друг к другу. Особенно Володя нравится юнкеру Влангу, который всячески предугадывает любые желания нового прапорщика. С позиций возвращается добрый штабс-капитан Краут, немец, очень правильно и слишком красиво говорящий по-русски. Заходит разговор о злоупотреблениях и узаконенном воровстве на высших должностях. Володя, покраснев, уверяет собравшихся, что подобное «неблагородное» дело никогда не случится с ним.

На обеде у командира батареи всем интересно, разговоры не умолкают несмотря на то, что меню весьма скромное. Приходит конверт от начальника артиллерии; требуется офицер с прислугой на мортирную батарею на Малахов курган. Это опасное место; никто сам не вызывается идти. Один из офицеров указывает на Володю и, после небольшой дискуссии, он соглашается отправиться «обстреляться» Вместе с Володей направляют Вланга. Володя принимается за изучение «Руководства» по артиллерийской стрельбе. Однако по прибытии на батарею все «тыловые» знания оказываются ненужными: стрельба ведётся беспорядочно, ни одно ядро по весу даже не напоминает упомянутые в «Руководстве», нет рабочих, чтобы починить разбитые орудия. К тому же ранят двух солдат его команды, а сам Володя неоднократно оказывается на волосок от гибели.

Вланг очень сильно напуган; он уже не в состоянии скрыть это и думает исключительно о спасении собственной жизни любой ценой. Володе же «жутко немножко и весело». В блиндаже Володи отсиживаются и его солдаты. Он с интересом общается с Мельниковым, который не боится бомб, будучи уверен, что умрёт другой смертью. Освоившись с новым командиром, солдаты начинают при Володе обсуждать, как придут к ним на помощь союзники под командованием князя Константина, как обеим воюющим сторонам дадут отдых на две недели, а за каждый выстрел тогда будут брать штраф, как на войне месяц службы станут считать за год и т. д.

Несмотря на мольбы Вланга, Володя выходит из блиндажа на свежий воздух и сидит до утра с Мельниковым на пороге, пока вокруг падают бомбы и свистят пули. Но поутру уже батарея и орудия приведены в порядок, а Володя начисто забывает об опасности; он только радуется, что хорошо исполняет свои обязанности, что не показывает трусости, а наоборот, считается храбрым.

Начинается французский штурм. Полусонный Козельцов выскакивает к роте, спросонья больше всего озабоченный тем, чтобы его не посчитали за труса. Он выхватывает свою маленькую сабельку и впереди всех бежит на врага, криком воодушевляя солдат. Его ранят в грудь. Очнувшись, Козельцов видит, как доктор осматривает его рану, вытирает пальцы о его пальто и подсылает к нему священника. Козельцов спрашивает, выбиты ли французы; священник, не желая огорчать умирающего, говорит, что победа осталась за русскими. Козельцов счастлив; «он с чрезвычайно отрадным чувством самодовольства подумал, что он хорошо исполнил свой долг, что в первый раз за всю свою службу он поступил так хорошо, как только можно было, и ни в чем не может упрекнуть себя». Он умирает с последней мыслью о брате, и ему Козельцов желает такого же счастья.

Известие о штурме застаёт Володю в блиндаже. «Не столько вид спокойствия солдат, сколько жалкой, нескрываемой трусости юнкера возбудил его». Не желая быть похожим на Вланга, Володя командует легко, даже весело, но вскоре слышит, что французы обходят их. Он видит совсем близко вражеских солдат, его это так поражает, что он застывает на месте и упускает момент, когда ещё можно спастись. Рядом с ним от пулевого ранения погибает Мельников. Вланг пытается отстреляться, зовёт Володю бежать за ним, но, прыгнув в траншею, видит, что Володя уже мёртв, а на том месте, где он только что стоял, находятся французы и стреляют по русским. Над Малаховым курганом развевается французское знамя.

Вланг с батареей на пароходе прибывает в более безопасную часть города. Он горько оплакивает павшего Володю; к которому по-настоящему привязался. Отступающие солдаты, переговариваясь между собою, замечают, что французы недолго будут гостить в городе. «Это было чувство, как будто похожее на раскаяние, стыд и злобу. Почти каждый солдат, взглянув с Северной стороны на оставленный Севастополь, с невыразимою горечью в сердце вздыхал и грозился врагам».

Севастополь в декабре месяце

В городе идут бои, но жизнь продолжается: продают горячие булочки, сбитень. Жизнь лагерная и мирная странно смешалась. Люди уже не обращают внимания на выстрелы, взрывы. Раненые в госпитале делятся впечатлениями. Потерявший ногу не помнит боли. Ожидающие операцию с ужасом наблюдают, как ампутируют руки и ноги. Фельдшер бросает отрезанное в угол. Здесь война не в правильном строе с музыкой, а кровь, страдания, смерть. Молодой офицер из 4-го, самого опасного бастиона, сетует не на бомбы, а на грязь. Всё реже на пути к 4-му укреплению встречаются невоенные и чаще несут раненых. Артиллерист рассказывает, что 5-го числа оставалось одно орудие и мало прислуги, а наутро уже опять палили из всех пушек. Офицер вспомнил, как бомба упала в землянку и убила 11 человек. В защитниках бастиона видны черты, что составляют силу народа: простота и упрямство, достоинство и высокие мысли и чувства. В эпопее Севастополя героем стал народ русский.

Севастополь в мае

Прошло полгода, как идут бои в Севастополе. Тысячи успокоились в объятиях смерти. Справедливее, чтобы сразились двое солдат - от каждой армии по одному. А победа той стороне засчиталась, чей солдат победил. Ведь война – это сумасшествие. По осаждённому Севастополю ходят военные. Пехотный офицер Михайлов, высокий, сутулый, неловкий человек, получил письмо с рассказом, как его Наташа, жена, следит по газетам за событиями. Он тщеславен, жаждет повышения. Михайлов нерешительно идет к адъютанту Калугину, князю Гальцину и другим, составляющим кружок аристократов. Они высокомерны и, уделив внимание, начинают говорить друг с другом, демонстрируя, что не нуждаются в обществе Михайлова. Офицер идет на бастион и гадает, куда его ранят. Аристократы пьют чай слушают фортепиано, болтают. Пехотный офицер входит с важным поручением – и все принимают надутый вид. Будет жаркое дело.

Гальцин боится вылазок на передовую. Он ходит по улице, спрашивая раненых, как идет бой и ругает, что отступают. Калугин на бастионе демонстрирует храбрость: не сгибается, лихо сидит верхом. Его поражает якобы трусость легендарного командира батареи.

Под обстрелом батальон передислоцируется. Михайлов и Праскухин встречают Калугина, он узнает о положении бастиона от Михайлова, поворачивает обратно, где безопаснее. Взрывается бомба и погибает Праскухин. Михайлов, хоть и ранен, не идет на перевязку, остается с ротой. Он ползком под огнем убеждается в гибели Праскухина.

А назавтра аристократы опять гуляют по бульвару, рассказывая о жарком деле, словно каждый совершил подвиг.

Севастополь в августе 1855 г.

На позиции из госпиталя едет Михаил Козельцов, поручик, уважаемый за независимость в суждениях и поступках. На станции нет лошадей. Здесь же и брат Козельцова. Володя по собственному желанию едет сражаться за Отечество там, где старший брат. Прибыв на место, братья идут ночевать на 5-ый бастион. Володя уходит в свою батарею. Его пугает темнота, он не может уснуть и молится об избавлении от страха.

Козельцов-старший принял командование над своей же ротой, где ему рады. Бомбардировки продолжаются с новой силой. Потребовался офицер на Малахов курган. Место опасное, но Козельцов соглашается. Он несколько раз был в шаге от гибели. На батарее орудия уже в порядке, и Володя, забыв про опасность, рад что справился и считается храбрым. Начинается штурм. Козельцов бежит впереди роты со своей сабелькой. Он ранен в грудь. Доктор, осмотрев рану, подзывает священника. Козельцова интересует - выбиты ли французы. Не желая огорчать смертельно раненого, священник уверяет в победе русских. Володя умирает с мыслью о брате.

Над Малаховым курганом развевается французское знамя. Но отступающие солдаты, уверены, что французы недолго будут здесь гостить.

Сочинения

"Севастополь в декабре месяце"
Рассказ "Севастополь в декабре месяце" Толстого описывает настроения в городе и непосредственно на бастионах: в городе идет совершенно обычная жизнь, как будто рядом нет никакой войны, а на бастионах люди уверены, что мощь русского оружия непоколебима и что никому не под силу взять Севастополь. При этом Толстой показывает, насколько данная война жестока, ненормальна и бессмысленна: множество людей теряют жизни и здоровье, в то время как дипломаты не преуспевают в своей работе.

"Севастополь в мае"
Рассказ "Севастополь в мае" Толстого переносит читателя на полгода вперед: город уже изрядно потрепан осадой, множество народу убито и ранено, мирное население уменьшается, а дипломаты все так же не преуспевают. Военные живут своей жизнью: когда нужно воевать, они воют, а когда наступает перемирие, они с удовольствием общаются со своими вчерашними (и завтрашними) врагами.

"Севастополь в августе 1855 года"
Рассказ "Севастополь в августе 1855 года" Толстого переносит нас уже в самый конец обороны Севастополя: в городе уже почти нет мирной жизни, а война все идет и идет. Толстой описывает, как в город едут 2 брата: один, смелый и любимый солдатами, возвращается после ранения, второй, молодой, добровольцем вызвался защищать Отечество. Оба брата в итоге погибают: один геройски, поведя в атаку свое подразделение, а второй - будучи застигнутым врасплох обходным маневром французов. На этом история обороны города печально заканчивается: русские войска отходят, флот уничтожается, неприятель занимает город.

Cмысл
Лев Николаевич Толстой в своих рассказах о Севастополе предстает перед нами как военный корреспондент, даже не смотря на то, что рассказы не столь документальны (скорее художественны), как мы привыкли. Будучи непосредственным участником описываемых событий, Толстой описывает быт, настроения и мысли участников обороны без прикрас. Одни искренне хотят защищать свое Отечество, другие не понимают, ради чего нужно было бросать все и ехать на войну. Одни рассчитывают на медали, другие бояться умереть. Одни готовы пойди на любые жертвы, другие стремятся извлечь все возможные выгодны из войны, включая материальные.

Несмотря на гордость за защищающуюся русскую армию, цикл "Севастопольские рассказы" Толстого носит скорее антивоенный характер. Бессмысленность войны показывается большим количеством убитых и раненых людей, гнетущей атмосферой госпиталей, жаждой наживы ответственных лиц, стремлением к наградам любой ценой и т.п.. Погружаясь в эту атмосферу, почти любой начинает чуть больше задумываться о смысле происходящего. Изображение войны в "Севастопольских рассказах" Толстого весьма правдиво, натуралистично, непоэтично и неромантично: герои, поехавшие на войну из-за возвышенных представлений о ней, неизбежно их теряют, иногда вместе со здоровьем или жизнью. Как говорит сам Толстой, главный герой "Севастопольских рассказов" - правда.

Вывод
Я не буду оригинален, если еще раз напишу, что Толстой - величайший писатель в мире, непревзойденный мастер слова (в том числе и малой литературной формы). Разумеется, "Севастопольское рассказы" Толстого читать совершенно обязательно!