Казахи демография. Назарбаев рассказал о дружбе с путиным и схожести казахов с русскими

АЛМАТЫ, 22 окт — Sputnik, Сергей Ким . По данным комитета статистики, который замерял данные за разные отрезки 2018 года, количество выбывших из страны увеличилось примерно на 14% по сравнению с теми же периодами прошлого года. Если за первое полугодие 2017 года страну покинули чуть более 15 тысяч человек, то за шесть месяцев этого года — уже более 17 тысяч. При этом более 90% граждан уезжают в страны СНГ.

Если же перейти к более детальному описанию демографических процессов в Казахстане, можно констатировать, что меняется не только количественный, но и национальный состав страны. И есть летописцы этих перемен — такие, как ученый-демограф Александр Алексеенко, доктор исторических наук и профессор Восточно-Казахстанского государственного университета имени С. Аманжолова. По словам Алексеенко, еще в 50-60-х годах прошлого века республика пережила огромный демографический взрыв. И этот процесс, по словам ученого, во многом предопределил будущее страны.

Поговорил с Алексеевым о демографическим будущем Казахстана и убедился, насколько крепка связь времен.

Детей и внуков стало меньше

- Старение населения нашей страны. Является ли это большой проблемой?

- Но у этого поколения есть дети, внуки.

— Дети есть. Но поколение такого демографического взрыва, оно всегда больше, чем его волны. Потому что следующее поколение живет в других условиях. У них рождаемость, количество детей в семьях уже ниже.

- Последствия урбанизации?

— Да, урбанизация, плюс получение образования. Я своих студентов спрашиваю: "Сколько у тебя бабушек-дедушек?" — "О, много". Родителей уже меньше. "А сколько вас в семье?" — и пирамида из трех поколений стремительно переворачивается острием вниз. Другими словами, если взять среднее число рождений на одну женщину, так называемый "суммарный коэффициент рождаемости" в начале 60-х годов у казахов был 7,4 — 7,5. То есть столько рожала одна женщина. А сейчас он составляет 2,8.

- Тоже немало.

— Немало, но за два поколения средняя казахская семья «потеряла» пять детей. Это очень быстро. А так как идет мощнейший процесс урбанизации, сейчас будет быстрое снижение рождаемости. А поколение 50-60-х будет все быстрее уходить. Поэтому динамика роста населения резко сократится.

Интересуют ваши расчеты: какой национальный состав будет в Казахстане, например, через 10 лет и через 20, интересует соотношение в первой "тройке"?

— Через 10 лет будет примерно 80% казахов, 20% — представителей других национальностей: в пределах 15% русских, 5% — других. Среди этих пяти процентов, конечно, больше будет узбеков.

А что касается 20-летнего прогноза? Такой временной зазор я взял из тех соображений, что он близок к устоявшемуся в науке поколению — 25 годам?

Если исходить из неких тенденций, которые мы наблюдаем уже сегодня, и мы договариваемся взять их за основу прогноза…

— Мы определились с 10 годами. А потом процессы, о которых мы говорим, будут несколько более быстрыми. Почему? Потому что тот процент русского населения, который есть сейчас, они сконцентрированы в старшем возрасте "40+". Они будут постепенно уходить в мир иной. Процесс воспроизводства, уровень рождаемости будут определять казахи, а уровень смертности — в значительной мере русские. Через 20 лет при сегодняшней тенденции, при движении возрастной структуры без влияния внешних факторов 90% населения Казахстана будут представителями титульной нации. Русских — процентов 5-7. Это последствия демографического взрыва у казахов и волн старения у русских.

Естественный процесс

- Этот демографический взрыв начался в двухтысячных годах?

— Нет, мы говорим о том, что у казахов он был в те же 50-60-е годы. Когда резко снизилась смертность, а рождаемость сохранялась на высоком уровне, потому что казахи проживали в основном в сельской местности. В 80-е годы у этого поколения начали появляться дети — тогда среднестатистическое количество детей в семье уменьшилось, но так как много стало молодых мам, число рожденных резко увеличилось.

- Увеличилось количество матерей за счет прироста предыдущих поколений 50-60-х?

- Были еще 90-е и резкий спад…

— И сейчас рождаемость должна снизиться.

Мононациональное государство

- Пользуются ли демографы термином "мононациональное государство"?

Хотелось бы понять, какое государство можно назвать моноэтническим, мононациональным — есть ли статистические границы?

— Это государства с более 90% представителей титульной нации, которые в них проживают.

- То есть, исходя из вашего прогноза, через 20 лет Казахстан может стать мононациональным?

— Да, уже сейчас становится. Это не говорит о том, что будет какое-то давление, "выдавливание", дискриминация. Все идет естественным путем. И механизм был запущен еще лет 50 назад.

Социализм, рождаемость, будущее

- Вы хотите сказать, что именно 60-е годы XX века определили движение Казахстана к моноэтничности?

— Да. Советское время, все произошло именно тогда. В 50-60-е годы — для демографии казахов это было "золотое время". Потому что численность казахов, если взять перепись населения 1959 и 1989 годов, увеличилась почти в 2,5 раза. Это огромный рост за 30 лет — за всего одно поколение.

- То есть это явление дает свои плоды сейчас, спустя десятилетия?

- Для своих изысканий вы пользуетесь только официальной статистикой или есть и другие источники?

— Нет, как я проведу исследования? Только официальная статистика. У нас статистика, кстати, неплохая. Зря ругают. У нас есть этническая статистика — неполная, но есть. Можно найти очень хорошие демографические данные. Ругают статистику те, кто берет какую-то отдельную цифру и пытается на ее основе сделать какой-то глобальный вывод. Надо брать ее в контексте очень многих позиций.

Для справки :

Население Казахстана на 1 сентября 2018 составляет 18,3 миллиона человек. На момент обретения Независимости в 1991 году в стране жили 16,7 миллиона.

© Sputnik / Айжан Сарсенова

Возможно ли осуществление национального проекта «Демография»? На вопросы «Новой» отвечает Анатолий Вишневский, директор Института демографии Высшей школы экономики

Анатолий Вишневский. Фото: РИА Новости

— Согласно старой притче, семь слепых, ощупывавших слона, рассказали, каким они его себе представляют, и оказалось, что описывают они совсем разных животных… Каким представляется образ России демографу?

— Не очень хорошим. Правда, не очень хороша и мировая демографическая ситуация в целом. Но у разных стран разные проблемы. Свои проблемы есть и у нас. Начать с того, что у нас очень маленькое население…

— В России маленькое население?

— Все познается в сравнении. Конечно, 146 миллионов — это немало. Ни в одной европейской стране такого нет. Но

ни у кого нет и такой территории, как у нас. И такой неравномерности ее использования.

Население у нас жмется к Москве и Петербургу, охотно едет в Краснодарский край. А восточные пространства — и раньше не очень заселенные — все больше пустеют. Это же подумать только: в Центральном федеральном округе, который занимает меньше четырех процентов территории страны, живет больше четверти ее населения, из них половина — в Москве и Московской области.

Мы говорим все время о необходимости увеличить население Дальнего Востоке. А за счет кого? У нас нет для этого демографических ресурсов.

Демографы давно уже говорят о «западном дрейфе» нашей внутренней миграции. С Дальнего Востока, из Восточной и Западной Сибири — отовсюду тянутся в столицы, в Краснодарский край. Даже Поволжье теряет население. За Уралом у нас почти нет центров роста. Есть полуторамиллионный Новосибирск, перевалило за миллион жителей в Омске и Красноярске, во всех остальных городах намного меньше. В том же Владивостоке — 600 тысяч, а неподалеку — в китайском Харбине — 4,5 миллиона жителей, и он даже не входит в первую десятку китайских городов. И не хочешь, а станешь сравнивать. Ведь наша азиатская часть по территории больше всего Китая.

— А вообще, крупные города, мегаполисы — это благо?

— Может быть, жить в большом городе нравится не всем, но крупные города — это совсем другая энергетика. Если есть мегаполис, в него стягиваются люди, в нем концентрируются экономические и интеллектуальные потенциалы, возникает эффект масштаба.

Крупный город выступает в качестве организующего центра всего региона. Но чтобы были мегаполисы, нужны люди, а их не хватает.

Что-то можно смягчить за счет разумной политики, но всегда ли она у нас разумна? Оправдано ли, например, недавнее разрастание Москвы? Нужно ли было создавать новый научный центр в Сколкове, то есть в Москве? Кремниевая долина возникла не в пригороде Вашингтона или Нью-Йорка, а ничего, работает. А у нас есть и Новосибирский Академгородок, и Дубна, вот бы их и развивать…

СПЕЦПРОЕКТ «МОСКВИЧИ». КТО ДЕЛАЕТ МОСКВУ — МОСКВОЙ.

Огромная концентрация населения в Москве и вокруг Москвы, по-моему, вообще опасна хотя бы по военно-стратегическим соображениям.

Я далек от того, чтобы расхваливать советское время, но понимание необходимости более равномерного распределения населения по территории страны тогда несомненно было. Мне не раз приходилось участвовать в работе экспертизы Госплана СССР по размещению производительных сил, и я могу с уверенностью сказать, что Сколково там бы не прошло. Но что делать с нехваткой населения в России, не знали и тогда.

— Эта нехватка осознавалась уже в то время?

— Конечно. Брежнев в отчетном докладе на съезде партии в 1981 году говорил о том же, о чем и мы с вами сейчас: люди предпочитают ехать с севера на юг и с востока на запад, тогда как надо, чтобы они ехали в обратных направлениях. Зато, утверждал он, в Средней Азии и на Кавказе есть избыток населения, и его нужно активнее вовлекать в освоение новых территорий в азиатской части России.

— То есть, по сути, он призывал к привлечению мигрантов?

— По сути, да, хотя слово «мигрант» тогда, конечно, не звучало. Да что Брежнев, эта тема вообще не новая для России.

Еще Екатерина II издала манифест, в котором призывала иностранцев приезжать в Россию и заманивала их обилием «наивыгоднейших к населению и обитанию рода человеческого полезнейших мест, до сего еще праздно остающихся».

Тогда немало иностранцев последовали ее призыву. Приезжали и позднее, активно участвуя в освоении Поволжья и Новороссии. С тех пор много воды утекло, мы же по-прежнему стоим перед той же проблемой нехватки людей для полноценного освоения «полезнейших мест» России.

— В какой мере миграция может помочь решению наших нынешних демографических проблем?

— На этот счет есть разные взгляды. Я вспоминаю свою давнюю беседу с Егором Гайдаром, с которым я был знаком с конца 80-х годов, когда мы вместе готовили круглый стол журнала «Коммунист», посвященный проблемам Средней Азии, тогда еще советской. Но на этот раз — дело было уже в 90-е годы — Средняя Азия присутствовала в нашем разговоре уже в другом контексте. Речь шла о демографической ситуации в России и в мире, и я высказал свою излюбленную мысль, что если бы сейчас в России появился новый Иван Калита, то он бы занимался не собиранием территорий, а собиранием людей.

Территории у нас и так сколько угодно. Даже если , все равно много останется. А людей как раз не хватает.

К концу этого разговора у Гайдара родилась формула: «Россия — Америка XXI века».

Я не думаю, что эту формулу можно реализовать буквально — сейчас не XIX век. Но что-то в ней есть. Гайдар думал о будущем России, верил в него и мыслил крупно. В любом случае я убежден, что миграция — это очень серьезный демографический ресурс для России, хотя и понимаю, что воспользоваться им нелегко. Просто начать зазывать всех на манер Екатерины II сейчас не получится. Масштабная иммиграция сопряжена со многими социокультурными и политическими рисками. Нужна очень продуманная и, вероятно, затратная политика, чтобы минимизировать эти риски и «переработать» если не самих иммигрантов, то их детей и внуков в достойных граждан России. Но игра стоит свеч.

Впрочем, как я сказал, разные люди смотрят на миграцию по-разному, чаще неодобрительно. В России — да только ли в России? — широко распространена мигрантофобия. В миграции видят лишь угрозу. Политики вынуждены прислушиваться к общественному мнению, нередко подыгрывают ему, и это сильно ограничивает возможности использования миграционного ресурса как источника пополнения российской «демографической казны».

— Но ведь это — не единственный источник. Хоть вы и говорите, что российским правителям случалось приглашать мигрантов, не они же обеспечивали быстрый рост населения России.

— Конечно, не они. Главным источником этого роста, в XIX, да и в начале ХХ века была очень высокая рождаемость. В прошлом году, в связи со столетием революции 1917 года, я вспоминал слова Кейнса о том, что «колоссальные потрясения общества, которые опрокинули все, что казалось наиболее прочным <…>, быть может, в большей степени обязаны глубокому влиянию роста населения, чем Ленину или Николаю; а разрушительные силы чрезмерной народной плодовитости, возможно, сыграли большую роль в подрыве привычного порядка, чем сила идей или ошибки самодержавия». К тому времени Европа давно уже не знала такой высокой рождаемости, какая сохранялась в России до Первой мировой войны, а потом на короткое время возвратилась в 20-е годы.

Но с тех пор положение поменялось, и поменялось необратимо. Знаменитый сталинский «великий перелом» конца 20-х годов стал переломом и в рождаемости, она стремительно покатилась вниз. Затем последовала война, после которой в стране окончательно утвердилась низкая рождаемость.

Сейчас по уровню рождаемости мы ничем не отличаемся от большинства развитых стран: скажем, она у нас ниже, чем во Франции или США, но выше, чем в Германии или Канаде. И во всех этих странах, как и у нас, рождаемость недостаточно высока, чтобы обеспечить даже простое замещение поколений родителей поколениями детей.

— Должно ли это вызывать беспокойство?

— Это вызывает беспокойство. И не только у нас. Во многих странах предпринимались или предпринимаются попытки повысить рождаемость хотя бы до уровня замещения поколений. Для этого

надо, чтобы на сто женщин приходилось примерно 210 рождений. Но эти попытки нигде не были успешными.

— У нас последнее время много говорили об успехах демографической политики.

— Мне кажется, что эти успехи преувеличиваются. Майским указом президента в 2012 году предписывалось повысить так называемый коэффициент суммарной рождаемости в 2018 году до 1,75 рождений на одну женщину, но в новом майском указе 2018 года планка на 2024 год даже несколько понижена — до 1,7. Не свидетельство ли это того, что что-то пошло не так?

У нас и в самом деле пытались повысить рождаемость и в советское, и в постсоветское время. Об этом много говорили и Медведев, и Путин, принимались и принимаются различные меры. Но, при всем уважении к первым лицам государства, нельзя игнорировать законы истории. Современная низкая рождаемость в развитых странах имеет, по-видимому, глубинные причины. Даже если они не до конца поняты, ясно, что это не просто вопросы нехватки у людей денег или, скажем, плохих жилищных условий, которые можно решить с помощью материнского капитала или других подобных мер.

— Тем не менее проблемы нехватки денег или плохих жилищных условий у молодых семей действительно существуют.

— Кто же это отрицает? И я, конечно, за то, чтобы государство поддерживало семьи с детьми, помогало им. Но напрямую увязывать такую помощь с увеличением рождаемости я бы не стал. Тенденции рождаемости обусловлены глубокими переменами, которые переживает современная семья, адаптируясь к быстро меняющейся социальной реальности, к открывающимся перед людьми новыми возможностями. И далеко не редкость, что эти возможности семья видит раньше, чем чиновник, который «по должности» обязан помогать семье.

Характерный пример — сдвиг времени рождения детей к старшим женским возрастам. В Европе он произошел в 70-е годы прошлого века, а до нас добрался только в 90-е-нулевые. В 2008 году произошло знаменательное событие: до этого самой высокой рождаемостью в России отличались женщины 20-24 лет, а теперь первенство перешло к возрастной группе 25-29 лет, средний возраст матери при рождении первенца и последующих детей повысился и продолжает расти.

Так устраняется одно из главных оснований социального неравенства мужчин и женщин, выигрывают и семья, и общество. Но кто же не слышал чиновничьих рассуждений о том, что надо бы вернуть женщин к прежнему раннему материнству?

— Правильно ли я вас понял, что добиться повышения рождаемости сейчас невозможно?

— Небольшого повышения, может быть, и можно. Но кардинально изменить ситуацию (чтобы 100 женщин за свою жизнь рожали 210 детей) в ближайшие годы, а может быть, и десятилетия, боюсь, не получится.

— Давайте теперь обсудим, что у нас происходит со смертностью.

— С точки зрения остроты проблемы, со смертностью дела у нас намного хуже. Если по рождаемости мы идем, как я сказал, более или менее вровень с другими странами, то по продолжительности жизни сильно отстаем. Путин как-то с гордостью сказал, что мы вошли в число стран с самой низкой смертностью. Он имел в виду страны, где продолжительность жизни достигла 70 лет и выше. Но в списке этих стран мы оказались на пятьдесят третьем месте. Может ли это быть предметом гордости для России? Да, улучшения произошли, и мы сейчас отличаемся чуть-чуть от того, что было у нас в середине, скажем, 1960-х или в конце 1980-х. Но ведь и другие страны не стояли на месте. Мы перешагнули за 70, а в мире уже не меньше трех десятков стран, в которых продолжительность жизни превышает 80 лет.

Дело в том, что мы, судя по всему, так и не совершили качественного скачка, который начался в западных странах в конце 60-х — начале 70-х годов и вылился во «вторую эпидемиологическую революцию».

Тогда в этих странах, как, впрочем, и у нас, в основном завершилась победой борьба с инфекционными болезнями. Стало осознаваться, что мир вошел в какой-то новый этап наступления на смерть, когда главное внимание должно быть перенесено на неинфекционные причины смерти: хронические болезни и так называемые «внешние причины смерти» — самоубийства, убийства, ДТП, случайные отравления алкоголем и так далее. На Западе тогда эта новая задача была осознана, а у нас — нет. Борьба со смертностью на этих двух этапах требует разных стратегий. Когда идет борьба с инфекционными заболеваниями, здесь уместна хорошо понятная нам патерналистская стратегия: государство заботится о вакцинации населения, об оздоровлении источников водоснабжения…

— Карантины пушкинские…

— Да, что-то вроде этого. Меры, которые можно принимать централизованно. А сейчас — и достаточно давно — центр тяжести переместился на поведение людей, на которое патерналистскими мерами влиять намного сложнее. Должны были произойти серьезные изменения в самом отношении людей к своему здоровью, в их образе жизни. Это и привычки здорового питания (да и возможности следовать этим привычкам), и режим труда и отдыха, и сокращение курения и потребления спиртного…

— Говорят, у нас потребление алкоголя сильно уменьшилось за последние годы?

— Трудно судить.

С год назад Вероника Скворцова, наша министр здравоохранения, сказала, что оно снизилось на 80 процентов, то есть, по сути, почти сошло на нет. По-моему, она оговорилась.

И надежна ли наша статистика? Мы не знаем, сколько поступает на рынок контрафактной продукции или самогона, ни в какой достоверный учет не попадающих.

Во время известной горбачевской кампании смертность в стране сразу заметно снизилась. Это общепризнанный факт. Потребление алкоголя резко упало, продолжительность жизни россиян выросла, тогда-то — в 1987 году — мы и перешли впервые рубеж продолжительности жизни в 70 лет для обоих полов. У мужчин она поднялась почти до 65 лет. Но этот успех не закрепился, смертность снова стала расти, и этот рост с ускорением продолжался до 1994 года. Но потом, между 94-м и 98-м годами, она снижалась.

— Почему?

— Это как раз не совсем понятно. Может быть, жизнь все-таки начала налаживаться? Но в 98-м грянул дефолт, и начался новый рост смертности — до 2004 года, когда возобновилось ее снижение. Сейчас, когда говорят об успехах в борьбе со смертностью, ведут счет от самой низкой точки 2003 года.

И этот рост выглядит впечатляющим. Но это — выход из ямы, в которую мы тогда упали. А на самом деле мы лишь недавно оторвались от уровня конца 1980-х, который тоже был не бог весть каким высоким.

Сейчас продолжительность жизни довольно уверенно растет, но ведь снова не обойтись без сравнений. В 2017 году продолжительность жизни мужчин у нас — 67,5 года, женщин — 77,6 (огромный, кстати, разрыв). Для нас это высокие показатели. Но во Франции, например, продолжительность жизни мужчин выше 79 лет, а женщин — выше 85.

— То, что вы сейчас говорите, это, конечно, «температура в среднем по больнице». В разных частях России положение неодинаковое…

— Конечно. В Москве и Петербурге ситуация со смертностью значительно лучше, чем «в остальной стране». Дифференциация велика. В Москве и состав населения другой, и образование, и представления о том, что хорошо, что плохо, — другие. Не говорю уже о возможностях. Благоприятные показатели в целом по стране во многом обусловлены относительно благополучным положением в этих двух городах, может быть, еще в нескольких.

— А худшие регионы, на ваш взгляд, где?

— Ну Тыву обычно вспоминают, другие экзотические места… Но в целом, думаю, и многие среднерусские губернии не в самом лучшем состоянии. Разрыв с Москвой огромен. Неравенство территориальное очень заметно, это самое меньшее, что можно сказать. И даже само использование тех или иных показателей не дает исчерпывающей ясности. Скажем, подсчитывается число смертей на тысячу человек населения. Но эти «тысячи» могут быть тоже очень неравны. Разные регионы имеют разный возрастной состав. Где больше молодежи, там и показатели лучше, так как умирают в основном люди все-таки пожилые. Поэтому Москва в этом смысле в невыгодном положении, она — «старый» город. Но, несмотря на это, ее показатели все равно лучшие.

— В какой мере наша система здравоохранения соответствует требованиям времени?

— Если судить по результатам, то, думаю, все же не вполне соответствует. Борьба за снижение смертности ведется не вообще, она всегда направлена на подавление главных на данном этапе причин смерти. И всегда важен выбор приоритетов. Если говорить о главных группах причин смерти, с которыми связано наше отставание от других стран, то их две. Во-первых, это сердечно-сосудистые заболевания — у нас очень высока смертность от них в средних возрастах. А во-вторых, это уже упоминавшиеся «внешние причины».

Мне кажется, что у нашего медицинского сообщества, у Минздрава, нет ясности, как ко всему этому относиться. Скворцова много раз говорила, что наши приоритеты — это борьба с новообразованиями. Но надо понимать: рак вещь неприятная, но это все-таки в основном болезнь пожилых людей. А в ДТП человек может погибнуть и в 20, и в 25, и в 30 лет. Сейчас в странах с высокой продолжительностью жизни вероятность для новорожденного умереть именно от рака растет. Почему? Потому что сокращается вероятность умереть от всех других причин. И тогда, достигнув весьма почтенного возраста, люди куда больше рискуют умереть именно от рака, нежели от чего-то еще. Где-то после восьмидесяти, а то и девяноста лет.

В России же далеко не всем удается «дожить до своего рака»: нередко задолго до этого попадают под машину или спьяну замерзают, или умирают от инфаркта, часто вызванного тем же перепоем.

Но у нас, мне кажется, понимания того, что риск смерти от рака надо увеличивать за счет борьбы с иными причинами смерти, такого понимания (ясного, во всяком случае) пока нет. В России вероятность для новорожденного мальчика умереть от рака намного ниже, чем во Франции, но она почти такая же, как вероятность погибнуть от внешней причины.

Нельзя не сказать и еще об одном упреке, который можно адресовать Минздраву. У нас не очень надежная статистика причин смерти. Она избыточно отзывчива на призывы начальства. Стоит заинтересоваться каким-нибудь особым видом смертности, скажем, объявить кампанию по борьбе с сердечно-сосудистыми заболеваниями или с самоубийствами, и показатели смертности от этих причин немедленно начинают улучшаться. А то, что при этом соответственно увеличивается число смертей с другими диагнозами, мало кого волнует, потому что софиты направлены не на них. Явный обман. Но кого обманываем? Самих себя.

— Как вы видите демографическое будущее России?

— К сожалению, я не вижу перспектив роста нашего населения.

Помимо всего прочего, мы во многом заложники нашей возрастной пирамиды, искареженной историческими потрясениями последних ста лет. Она вся в выбоинах.

Первый уже провал образовали революция и Гражданская война, потом голод 30-х годов, потом, конечно, Великая Отечественная. Ее последствия ощущаются до сих пор: волна тогдашних потерь прокатывается с неминуемой периодичностью, отзывается падением рождаемости с интервалом примерно в 25 лет, и эта волна еще не сошла на нет. В 1943-м была точка минимума рождаемости, и это эхом отозвалось в 1968-м. Прибавьте еще 25 лет — и мы в начале 90-х, когда циклический спад был усилен кризисными обстоятельствами того времени. Сейчас поколения детей 90-х годов сами становятся родителями, но их малочисленность при достаточно низкой рождаемости не позволяет рассчитывать на сохранение естественного прироста населения.

— Мы опять приходим к тому, что без миграции население России расти не может.

— Да, сейчас без миграции население России расти не может. При нашей возрастной пирамиде обеспечить его устойчивый рост невозможно. Перед глазами пример США, которые постоянно принимают новых граждан. Их население устойчиво растет. И (по всем прогнозам) будет расти и дальше. Хотя сейчас и там начинает ощущаться противодействие, у всех на слуху антимигрантские заявления Трампа.

У нас сейчас снова пошел разговор о приеме соотечественников, но где они — эти соотечественники? Такого количества соотечественников, которое могло бы заметно повлиять на численность населения России, просто нет. Да и далеко не все они стремятся сорваться с мест и вернуться на историческую родину.

— И встречает Родина далеко не так приветливо, как можно было рассчитывать…

— Об этом уже и не говорю. Хотя сейчас, вроде бы, какие-то программы приняты… Но это особый случай. Вообще же миграция неизбежна в мире, в котором нарастает огромное миграционное давление на развитые страны со стороны развивающихся. И понятны страхи жителей той же Европы, опасение экономических, культурных и любых других проблем, которые миграция перед ними ставит. Поэтому и возникают в этих странах серьезные антимигрантские настроения. Они становятся все более сильными, все более влияют на расклад политических сил в европейских странах. Миграция (отчасти уже состоявшаяся, отчасти только потенциальная) уже оказывает влияние на положение в Европе, воспринимается как угроза привычной, устоявшейся жизни. Может быть, мигранты и не так еще опасны, но общественные настроения уже давно сформировались. А ведь это только первые пузыри, которые появляются на поверхности закипающей воды.

За спиной нынешних мигрантов миллиарды людей, которые готовы устремиться в успешные, богатые страны.

— Как я понимаю, попытки противостоять этим стремлениям обречены?

— Конечно, обречены. И ведь неизвестно, какие формы может принять это давление. Пока люди просто едут, и нам кажется, что их очень много. Но ведь соотношение сил тоже меняется, не исключены и военные или полувоенные способы решения проблемы. То есть в перспективе XXI века — это очень серьезная угроза. А развитые страны ведут себя так, будто все ключи по-прежнему в руках у них.

И как заклинание повторяется: мы вправе защищать наши границы. Да, конечно, вправе. Но есть ли у вас для этого силы? Может быть, сейчас еще и есть, но за вами все тот же «золотой миллиард», а там — шесть миллиардов, а будет больше. Как это можно разрулить?

— Если не ошибаюсь, вы когда-то говорили о главном цивилизационном конфликте между «глобальным городом» и «глобальной деревней»…

— Дело в том, что в «город» едет «деревня». Как в 30-е годы в СССР.

— И город тогда деревню перемалывал?

— Неизвестно, кто кого перемалывал… Можно перемалывать, если пропорции соответствующие. Но если захлестывает волна, если на десять горожан приходится сто вчерашних крестьян….

Европейцы жалуются на засилие мусульман. Но дело не в том, что они мусульмане. Дело в том, что эти мусульмане — вчерашние крестьяне, которые несут с собой дух традиционализма,

плохо совмещающегося с духом глобального города.

— Так есть ли у «глобального города» какие-то шансы?

— Трудно сказать. Эти шансы могли бы быть выше, если бы «глобальный город» что-то осознавал, старался осмыслить.

Если говорить о России (как, впрочем, и о любой другой стране), было бы правильнее иметь настоящую программу привлечения мигрантов. Но такая программа стоит очень больших денег, которые у нас предпочитают тратить совсем на другое. Если бы у нас была работающая программа по адаптации мигрантов, то появился бы шанс и для роста населения России. Но этого же ничего нет. Наоборот: процветает агрессивное отторжение всех иноязычных, инославных и так далее. Если все-таки взять 30-е годы (хоть я и сказал, что неизвестно, кто кого перемолол), то тогда было хотя бы осознание того, что все это безбрежное крестьянское море надо образовать, надо как-то окультурить, и на это не жалели денег. На программы ликбеза, профобразования… Другое дело, как это получилось в итоге… Но тут уж ничего не поделаешь: нужно дождаться второго, третьего поколения, чтобы оно превратилось в городское.

Друзья!

Если вы тоже считаете, что журналистика должна быть независимой, честной и смелой, станьте соучастником «Новой газеты».

«Новая газета» - одно из немногих СМИ России, которое не боится публиковать расследования о коррупции чиновников и силовиков, репортажи из горячих точек и другие важные и, порой, опасные тексты. Четыре журналиста «Новой газеты» были убиты за свою профессиональную деятельность.

Мы хотим, чтобы нашу судьбу решали только вы, читатели «Новой газеты». Мы хотим работать только на вас и зависеть только от вас.

За годы независимости численность русского населения страны сократилась в полтора раза

Опубликованные на прошлой неделе итоги всеобщей переписи населения Казахстана, проведенной в феврале-марте 2009 г., дают хороший повод оценить изменение его этнического ландшафта за годы независимости. «Этнические» результаты переписи 2009 г. тем более интересны, что накануне распада СССР Казахстан являлся самой полиэтничной союзной республикой, в которой казахи составляли менее половины населения, лишь недавно став относительным большинством, а большинство жителей принадлежали к европейским по происхождению этносам, главным образом - славянам.

Кардинальный перелом демографических процессов, сложившихся в течение советского периода, произошел в Казахстане, также как и в России, в начале 1990-х гг. Уровень рождаемости казахов опустился до уровня простого воспроизводства населения, а европейских этносов - еще ниже. Кроме того, резко увеличился миграционный отток европейского населения, которое в условиях превращения административных границ между республиками в государственные было поставлено перед жесткой необходимостью определиться со своим гражданством и страной проживания. Поскольку же европейские этносы накануне распада СССР в Казахстане численно преобладали, его население к концу 1990-х гг. заметно сократилось, уменьшившись по сравнению с 1989 г. на 7,7%.

Наиболее заметным изменением этнического ландшафта стало значительное увеличение численности титульного этноса. Накануне распада СССР в Казахстане, согласно официальным данным республиканского агентства по статистике, проживало 6,5 млн. казахов (40,1%) и 6,1 млн. русских (37,4%), то есть их численность была сопоставимой. К 1999 г. количество русских сократилось до 4,5 млн. чел., а казахов – увеличилось почти до 8 млн. чел. В итоге казахи, которые с 1930-х гг. являлись на территории своей республики этническим меньшинством, составили 53,4% ее жителей, превратившись в абсолютное большинство, а доля русских опустилась ниже 1/3 (30%).

Численность других европейских этносов в течение 1990-х гг. сократилась еще более значительно. Так, количество украинцев и белорусов снизилось почти на 2/3, а общий удельный вес восточных славян, достигавший в 1989 г. 43,9% населения и превышавший долю казахов, снизился до 34,4%, что привело к потере ими численного превосходства.

Наиболее значительно уменьшилось количество немцев, сократившееся в 2,7 раза. Если в 1989 г. их насчитывалось 946,9 тыс. (5,8%), то в 1999 г. – всего 353,4 тыс. чел. (2,4%).

Столь резкое сокращение немецкого населения Казахстана во многом было вызвано активной миграционной политикой ФРГ, стимулировавшей его возвращение на историческую родину. Еще более значительной была депопуляция менее многочисленных народов. Численность греков сократилась в 3,6 раза, башкир и мордвы – в 1,8 раза, молдаван – в 1,7 раза, болгар - в 1,5 раза, татар, поляков и армян - в 1,3 раза. Частично они, прежде всего украинцы и белорусы, были ассимилированы русскими, сменив свою этническую самоидентификацию, частично эмигрировали из республики.

Эмиграция «некоренного» населения из Казахстана после распада СССР приобрела особый размах. В первые годы после обретения независимости из республики уезжало по 300 тыс. человек, а в 1994 г. число эмигрантов достигло 477 тыс., превысив население Атырауской области. Затем размах эмиграции несколько снизился, временно увеличившись лишь в 1997 г., когда из республик уехало 300 тыс. чел. Всего же население Казахстана за счет миграций сократилось в течение 1990-х гг. на 1,8 млн. чел.

Рождаемость и естественный прирост коренных этносов Центральной Азии, проживавших в Казахстане, напротив, оставались высокими. Количество дунган в республике к концу 1990-х гг. увеличилось на 23,3%, уйгур - на 15,9%, узбеков - на 12%.

Особенно значительные изменения претерпело соотношение народов, исторически исповедовавших христианство и ислам. К концу советского периода население Казахстана было преимущественно христианским. В 1989 г. на территории республики проживало 7,6 млн. мусульман (47,3%) и 8,3 млн. христиан (51%). К концу 1990-х гг. они поменялись местами. По данным переписи 1999 г. в республике насчитывалось 9,1 млн. мусульман (60,7%), и 5,6 млн. христиан (37,5%). Если накануне распада СССР среди жителей Казахстана преобладали христиане, что отличало его от мусульманских республик Средней Азии, то спустя всего десять лет большинством стали уже мусульмане.

Следует учитывать и то обстоятельство, что этническая статистика в Казахстане, подобно расовой статистике в США, имеет крайне важное политическое значение.

Для казахов, численность которых в результате голода и массовой эмиграции начала 1930-х гг. в Монголию и Синьцзян сократилась как минимум в два раза, после чего они вплоть до конца 1970-х гг. уступали по численности русским, крайне важным является демографическое доминирование. Эта установка, видимо, повлияла и на подведение результатов переписи 1999 г., в материалах которой были скорректированы итоги предыдущей всесоюзной переписи 1989 г. Если по данным Госкомстата СССР численность населения Казахской ССР в 1989 г. составляла 16 464,5 тыс. чел., то в изданиях Агентства Республики Казахстан по статистике приводится цифра 16 199,2 тыс. чел. Тем самым население Казахстана накануне распада СССР "сократилось” на 265,3 тыс. чел. (на 1,6%).

Численность различных этносов при этом “снизилась” неравномерно. Количество русских и белорусов уменьшилось на 2,6%, украинцев – на 2,3%, а казахов – всего на 0,6%. Если исходные данные переписи 1989 г. сравнить с результатами переписи 1999 г., станет очевидным, что население Казахстана сократилось не на 1,2 млн., а на 1,5 млн. чел. (на 9,2%). Столь масштабного сокращения населения в этот период не переживала ни одна из бывших союзных республик. Главным объектом «корректировки» стали славяне, общая численность которых сократилась бы не на 1977 тыс., а на 2168,4 тыс., в том числе русских – на 1748,4 тыс. Занижение исходного числа казахов, напротив, увеличило их итоговый прирост, составивший не 1450 тыс., а 1488 тыс. чел. Тем самым статистические органы смогли не только «уменьшить» масштабы депопуляции населения, но и «повысить» долю титульного этноса, представив этнический ландшафт страны в более выгодном свете.

В течение первого десятилетия 2000-х гг. демографические процессы в Казахстане приобрели более плавный характер, сохранив, однако, сложившиеся на протяжении предыдущего периода тенденции. В связи со значительным сокращением миграционного оттока и повышением рождаемости, особенно у коренных этносов, сокращение населения сменилось его ростом. Согласно официальным данным переписи 2009 г. численность жителей Казахстана по сравнению с 1999 г. увеличилась более чем на 1 млн. чел., составив 16 млн. 5 тыс. чел.

Тем не менее, население Казахстана все еще меньше того, что проживало в республике накануне распада СССР.

В материалах предыдущей переписи 1999 г. численность жителей республики в 1989 г. оценивалась в 16 млн. 199 тыс. чел., а по данным всесоюзной переписи 1989 г. население Казахской ССР составляло 16 464,5 тыс. чел. То есть, население суверенного Казахстана все еще почти на 0,5 млн. (2,8%) меньше «советского» уровня. Это обстоятельство особенно интересно в сопоставлении с Россией, где сокращение населения с 1989 г. примерно на 3,5% подается в западных СМИ как катастрофическое явление и главный сдерживающий фактор ее социально-экономического развития.

Численность казахов в первом десятилетии 2000-х гг. продолжила быстро расти. По сравнению с 1999 г. их количество увеличилось на 1/4, а по сравнению с 1989 г. – более чем в полтора раза. Если накануне распада СССР в Казахстане проживало 6,5 млн. казахов, то в конце 1990-х гг. – 8 млн., а к 2009 г. их численность составила 10,1 млн. чел. Такой прирост населения был обусловлен высокой рождаемостью и низкой смертностью казахов. По данным казахстанской статистики за 2008 г. уровень рождаемости среди казахов составил 27, смертности – 7, а естественного прироста – 20 чел. на 1000 населения. Кроме того, численность казахов возрастала в результате миграционного прироста. В том же 2008 г. населении республики за счет миграционного притока казахов увеличилось на 39,5 тыс. чел. Во многом это было следствием активной политики по репатриации оралманов – казахов, проживавших в странах СНГ и дальнего зарубежья. Только в 1990-е гг. на территорию республики переселилось 184 тыс. оралманов, большинство которых прибыли из Монголии, где уровень значительно ниже, чем в Казахстане.

Помимо казахов быстро увеличивалась и численность второго по демографическому потенциалу коренного этноса Казахстана – узбеков. В 1989 г. их насчитывалось 331 тыс., в 1999 г. – 371 тыс., а в 2009 г. – уже 457 тыс. Причем по уровню естественного прироста в последние годы они заметно опережают казахов. Рождаемость среди узбеков в 2008 г. составила 33, смертность – 6, а уровень естественного прироста – 27 чел. на 1000 населения, что на 1/3 выше соответствующих показателей у казахов. Большинство из них (свыше 80%) проживают на территории граничащей с Узбекистаном Южно-Казахстанской области, где они образуют компактные районы расселения около Чимкента и Кентау.

Численность европейского населения Казахстана продолжила сокращаться, хотя и не так быстро, как в предыдущие годы. Количество русских в 1999-2009 гг. уменьшилось почти на 700 тыс. человек, а по сравнению с 1989 г. – на 2,3 млн. К 2009 г. их насчитывалось около 3,8 млн. чел., что в полтора раза меньше, чем накануне распада СССР. Тем не менее, русские пока остаются вторым по численности народом Казахстана, составляя немногим менее 1/4 (23,7%) его населения.

Еще быстрее сокращается число украинцев, уменьшившееся за последнее десятилетие почти на 40%.

Если в 1999 г. их насчитывалось 547 тыс., то в 2009 г. – только 333 тыс. Но наиболее впечатляющими темпами сокращается немецкое население, численность которого за десять лет снизилась в два раза, а по сравнению с 1989 г. – более чем в пять раз. Накануне распада СССР в Казахстане проживало почти 950 тыс. немцев, являвшихся третьим по численности народом республики, в конце 1990-х гг. – 354 тыс., а к 2009 г. их осталось всего 178 тыс.

Примечательно, что сокращение европейского населения в последние годы почти не связано с отрицательными показателями его естественного прироста и вызвано, прежде всего, миграционным оттоком. Так, естественная убыль русских с 1999 по 2008 г. снизилась с -5,4 до -2,7 чел. на 1000 населения, в связи с чем они приблизились к уровню, позволяющему говорить о воспроизводстве населения. Показатели естественного прироста немцев вообще являются положительными и увеличились за этот период с 3,5 до 10 чел. на 1000 населения. Высокой остается естественная убыль украинцев (-12,7 чел. на 1000 населения за 2008 г.), однако объясняется она, по-видимому, сменой этнической идентификации и ассимиляцией их другими народами республики, прежде всего русскими. Сокращение естественной убыли европейского населения Казахстана во многом напоминает развитие демографической ситуации в России и связано, главным образом, с адаптацией населения к новым экономическим условиям, в связи с чем рождаемость начинает приближаться к показателям последних десятилетий советского периода.

При этом миграционная убыль европейского населения, достигшая к середине первого десятилетия 2000-х гг. своего минимального уровня, в последние годы вновь стала расти. Если в 2007 г. число жителей Казахстана за счет миграционного оттока (количество выбывших за минусом числа прибывших) сократилось на 22,8 тыс. русских, 2,8 тыс. украинцев и 2,5 тыс. немцев, то в 2008 г. – уже на 25,4 тыс. русских, 3 тыс. украинцев и 2,6 тыс. немцев.

Причины эмиграции «некоренного» населения связаны с целым комплексом факторов, главным из которых является курс на построение казахского национального государства, где прочим этносам отводится роль этнических диаспор.

Наиболее ярким проявлением этого курса является повсеместное введение казахского языка, который по конституции и закону о языках может употребляться во всех сферах государственной и общественной жизни наравне с русским. Тем не менее, начиная с 2006 г. документооборот в республике последовательно переводится на казахский язык, которым плохо владеют не только русские, но и многие казахи. Эти закономерные процессы становления национального государства вызывают у русских вполне обоснованные опасения за будущее своих детей, заставляющие их задуматься о переезде в Россию. Примечательно, что именно с середины 2000-х гг., когда началось введение казахского языка, эмиграция славянского населения из Казахстана вновь усилилась.

Ощутимым в последние годы является и усиление националистических настроений среди казахского населения республики, также напоминающее развитие ситуации в России. Ярким примером этого является острая дискуссия вокруг разработанной по поручению президента Н. Назарбаева доктрины национального единства, главной идеей которой является формирование гражданской казахстанской нации по западному образцу. Протесты казахских национал-патриотических кругов, представленных главным образом интеллигенцией и молодежью, а также предложенные ими альтернативные концепции национальной политики, ориентированные на развитие титульной нации и откровенно игнорирующие интересы остальных этносов, заставили правящие круги заявить о прекращении обсуждения этого документа. Кроме того, опасения «некоренного» населения вызывает и политика будущего президента Казахстана, который почти наверняка будет вынужден учитывать рост национализма среди казахского населения.

В этих непростых условиях Казахстан в ближнее- и среднесрочной перспективе почти наверняка столкнется с продолжением, а возможно – и усилением миграционного оттока европейского населения.

По прогнозам казахстанских аналитиков только по программе переселения соотечественников в Россию из Казахстана может переселиться до 600 тыс. человек, что составляет около 1/7 всего русского населения республики.

Причем большая часть соотечественников пока переселяется в Россию вне этой программы. В течение двух-трех десятилетий удельный вес казахов может составить 70-80% населения, приблизившись к уровню соседних республик Средней Азии, а русские, численность которых накануне распада СССР была сопоставимой с титульным этносом, окончательно займут место этнического меньшинства. Как следствие, этнический облик Казахстана будет становится все более «азиатским», а конфессиональный – мусульманским.

При этом плотность населения Казахстана, граничащего с перенаселенным Китаем, Средней Азией, и расположенного неподалеку от демографически избыточных государств Среднего Востока и Южной Азии, остается самой низкой на территории СНГ и по данным на 2009 г. составляет всего 5,8 чел. на 1 кв. км. Учитывая сравнительно невысокие по сравнению с другими азиатскими странами темпы прироста населения, Казахстан по-прежнему будет испытывать его нехватку, которая в связи с эмиграцией европейских этносов только усилится. Поэтому демографические проблемы по-прежнему будут являться одним из самых острых вопросов его политического и экономического развития.

Специально для Столетия

14497 25-07-2018, 14:04

Суверенная демография. Моноэтничность в Казахстане грозит снижением рождаемости?

ENG RUS KZ

Как считают некоторые эксперты, тема эмиграции в Казахстане излишне политизируется. По их мнению, масштабы оттока населения в настоящее время не столь катастрофичны, как их пытаются представить. А вот за что действительно стоит тревожиться, так это за спад рождаемости, деградацию института семьи и старение населения. Ведь вполне может случиться так, что вместо ожидаемого демографического взрыва мы столкнемся с демографическим кризисом… О том, можно ли доверять подобным выводам и на какие тенденции стоит обратить особое внимание, мы попросили рассказать Александра Алексеенко, доктора исторических наук, профессора ВКГУ им. С.Аманжолова.

Чемоданные настроения

Александр Николаевич, на самом ли деле эмиграция населения увеличилась? И так ли опасна это тенденция, как сейчас все говорят?

- Проблема в том, что мы оцениваем процессы эмиграции на основе методов их изучения, выработанных еще в 1990-е годы. Тогда доминировали катастрофические выводы, сложившиеся в результате анализа количественных показателей. Сейчас у нас совсем иная ситуация. Тот же эмиграционный отток в десять раз меньше, чем в середине 1990-х. Тем не менее увеличение, даже незначительное, количества уезжающих по привычке оценивается неадекватно тревожно.

На мой взгляд, сегодня большое значение при принятии решения об отъезде приобрели изменения в социокультурном пространстве, которое во все большей мере функционирует на основе культуры, языка и традиций казахского этноса. Эта тенденция развивалась в целом не очень быстро и не очень заметно для большинства «нетитульного» населения. Сейчас некоторые его представители стали осознавать ситуацию и просчитывать варианты «встраивания» в изменившееся социокультурное поле. И у тех, кто претендовал на достижение высокого социального статуса, появляются новые мотивы для эмиграции.

Понятно, что данная проблема актуальна не только для «нетитульных», но и для части городских казахов, оторвавшихся от этнических ценностей. Ресурсов для попадания в социальные лифты у них, объективно говоря, тоже немного, так как, судя по многочисленным публикациям в СМИ, функционирование этих лифтов все больше переходит на традиционные рельсы. Постепенно оформляются параметры «качественной» эмиграции. Изучение последней количественными методами не в полной мере отражает суть происходящего, поэтому необходим поиск новых методов.

- Чем, по-вашему, интересна нынешняя демографическая ситуация в стране?

В настоящее время Казахстан переживает очень интересный период демографического развития. Роль внешних миграций, имевших ранее огромное влияние на изменение численности и этнического состава населения, свелась к минимуму. Эта динамика почти полностью зависит от эволюций воспроизводства, то есть от соотношения числа рождений и смертей. Причем более чем на 90% этот процесс определяют казахи. То есть впервые в новейшей истории казахи определяют демографический ритм государства. Идет становление суверенной демографической системы, функционирующей на автохтонной основе. И нам сейчас важно определить основные тенденции ее развития, выявить намечающиеся закономерности.

«Золотой век» казахской демографии

- О каких «закономерностях» идет речь?

В научно-популярной литературе этнодемографические изыскания строятся в основном на сопоставлении удельного веса различных этносов в составе населения Казахстана в различные периоды истории. Выводы в результате таких сопоставлений эмоционально насыщенные и предсказуемо негативные. Но подобный подход оставляет на периферии научной мысли анализ процессов, определяющих ход демографического развития непосредственно самих казахов. Попробую восполнить этот пробел.

В демографии чаще всего причина явления и его следствие разделены большими отрезками времени. Поэтому суть причины вполне может быть забыта. Особенно если эта причина располагалась в ином «политическом измерении». Для того чтобы следствие не принять за причину, важно провести ретроспективный анализ. Так вот, сегодняшнее демографическое состояние во многом является следствием событий 50-60-летней давности. Я уже неоднократно говорил об этом, поэтому постараюсь коротко проследить алгоритм демографического пути казахов в обозначенном диапазоне.

Напомню, в 1950-60-е годы казахи переживали состояние демографического взрыва. Определяющее, на мой взгляд, значение имела сложившаяся в то время этническая дифференциация социально-экономической деятельности. Индустриально-промышленные функции, всегда ведущие к сокращению рождаемости, выполняли в основном «нетитульные» этносы. Казахи же в массе своей оставались сельскими жителями.

Сохранившиеся традиции высокой рождаемости, поддержанные социальными государственными преференциями (бесплатные медицина и образование, различные пособия, поддержка многодетных семей и т.д.) привели к качественному изменению демографических характеристик этноса. Следствием быстрого снижения смертности (в первую очередь младенческой) на фоне сохраняющегося уровня рождаемости стал стремительный рост численности населения.

Данные статистики свидетельствуют о том, что фактически за одно демографическое поколение (тридцатилетие между переписями населения 1959-го и 1989-го) численность казахов увеличилась в 2,4 раза! И это неудивительно, если учесть, что в начале 1960-х суммарный коэффициент рождаемости у казахских женщин достигал более 7 (то есть на одну приходилось в среднем 7 детей). Причем на то время это был не только самый высокий показатель в СССР, но и один из наиболее высоких в мире. Можно даже сказать, что 1950-60-е годы стали «золотым веком» казахской демографии.

- Ну, у казахов всегда были сильны традиции многодетности…

Основой становления традиции многодетности у казахов, на мой взгляд (базирующийся на многочисленных интервью), стал именно период 50-60-х гг. ХХ века. Подчеркну: именно многодетности, а не высокой рождаемости. Рождаемость у казахов всегда была высокой, но она нейтрализовалась огромной смертностью, особенно младенческой и детской.

Дело в том, что состояние многодетности воспринимается на бытовом уровне как раз через призму рождаемости. Государственная поддержка, ведущая к снижению младенческой, детской смертности, является некоей абстракцией, остается на периферии бытового сознания и не видится в качестве ведущей причины становления многодетности. Рождение же детей, их развитие происходит на глазах родителей, входит в систему семейных ценностей. Поэтому высокая рождаемость ощущается как ведущий компонент в конструировании традиции многодетности.

А поскольку основная масса казахов по-прежнему проживала в сельской местности, то складывается впечатление, что рождаемость характерна именно для казахов, является их национальной особенностью. Основанием для вывода о распространенной многодетности в далеком прошлом служат отдельные примеры существования таких семей, обобщающиеся до уровня явления, присущего всему народу. Но статистических подтверждений многодетности у казахов нет. Повторю: традиции высокой рождаемости, конечно, были, но необходимо учитывать и другую сторону процесса воспроизводства населения.

«Лучшая контрацепция - образование»

- Как долго может длиться инерция демографического взрыва?

Функционирование современной демографической системы во многом зависит от поколения, рожденного в это время. Кратко проследим его историю. В 1970-80-е гг. «поколение взрыва» постепенно вошло в возраст социальной активности. В первую очередь это сказалось на этническом составе студенческой молодежи. В 1980-81 гг. он выглядел так: казахи - 130 тысяч человек (49,8% студенчества Казахстана), русские - 90 тысяч (34,8%). В 1989-90 гг.: казахи - 155 тысяч (54,2%), русские - 89 тысяч (31,2%). К концу советского периода казахи были самым образованным народом в Казахстане. Во всяком случае, среди казахов высшее образование на тысячу представителей этноса имели: в городах - 150, в селах - 70, тогда как среди русских эти показатели составляли соответственно 126 и 47.

Подобное соотношение не говорит о каких-то особых этнических преференциях. Дело в том, что большинством населения Казахстана в молодежной, «студенческой» возрастной группе были именно казахи - представители «поколения взрыва». Возрастная структура русского населения была другой, большую часть его составляли люди, уже вышедшие из студенческого возраста.

- А какое отношение ко всему этому имеет образование? Как оно влияет на демографические процессы?

В демографии имеется закономерность - чем выше уровень образования, тем ниже рождаемость. Демографы даже шутят: «лучшая контрацепция - это образование женщин». Иначе говоря, данный факт свидетельствует о том, что демографическое поведение представителей «поколения взрыва» будет уже другим, нежели у их родителей. И это подтверждается статистикой. Если в начале 1960-х гг. коэффициент рождаемости равнялся, как я уже говорил, 7, то в конце 1980-х он снизился вдвое - до 3,6. Прибавьте к этому бурную урбанизацию казахов - как известно, в городах рождаемость всегда ниже...

- Выходит, «поколение взрыва» завершило свою миссию?

Нет, оно запустило первую «демографическую волну». В 1970-х, а особенно в 1980-х представители «поколения взрыва» стали создавать семьи. И хотя они не были столь многодетными, как ранее, абсолютное количество рождений начало быстро увеличиваться. В результате Казахстан пережил новый демографический подъем. В наиболее «ударные» годы (1986-1987) в республике родились 828 тыс. детей, что является наивысшим показателем в демографической истории Казахстана.

В свою очередь поколение 1980-х начало обзаводиться семьями в начале 2000-х, что вызвало к жизни третью демографическую волну, которая очень четко наблюдалась в первое десятилетие ХХI века. По логике, в середине-конце 20-х годов ХХI века должна наметиться уже четвертая. Но каждая новая волна всегда слабее предыдущей, поскольку у молодежи меняются представления о браке, семье и детях.

Дефицит родителей

- То есть инерция событий 1950-60-х гг. постепенно иссякает?

Нет, она будет иметь продолжение, но оптимизма уже меньше. Все-таки у демографического взрыва и его волн имеется обратная сторона - с течением времени люди, родившиеся в такие периоды, начинают стареть. И сейчас это в полной мере относится к «поколению взрыва». Все женщины 1950-х гг. рождения находятся уже в пенсионном возрасте, к ним все активнее присоединяются рожденные в 60-е. Что касается мужчин, то у них этот процесс только начинается, однако динамика обещает быть такой же высокой.

Достаточно посмотреть на возрастную структуру населения. «Поколение взрыва» в основном сконцентрировано сейчас в многочисленной возрастной группе от 50 до 69 лет (1949-1968 г.р.) - это почти 18% населения Казахстана. Поколению первой волны, обеспечивающему большинство рождений, сейчас в основном от 25 до 39 лет (1979-1993 гг. рождения), и оно составляет более 24% населения РК. Так вот, старшее поколение будет все более активно смещаться в сторону пенсионного возраста (а многие уже там), соответственно будут расти показатели смертности. А поколение, обеспечивающее показатели рождаемости, все более активно будет выходить из детородного возраста.

Так что в 20-е годы ХХI века нас ожидает другая демографическая ситуация, менее оптимистичная, чем сейчас. Вот такое неоднозначное влияние оказывает прошлое. Причем это объективный процесс, довольно легко прогнозируемый. И если в ухудшении демографических показателей и есть вина госструктур, то уж точно не такая, какую им иногда приписывают некоторые СМИ...

- Способна ли современная молодежь переломить эту тенденцию?

Проблема в том, что молодежи (15-24 года), способной сейчас и в близкой перспективе подхватить демографическую эстафету у предыдущих поколений, немного. В основном это те, кто родился в кризисные 1990-е годы. А в то время, как известно, рождаемость резко упала. Если в 1986-1987 гг. в Казахстане родились 828 тысяч детей, то через десять лет, в 1996-1997 гг., - всего 488 тысяч, или в 1,7 раза меньше.

Иначе говоря, потенциальных мам и пап у нас сейчас мало, а потому сокращается количество браков и, как следствие, падает число рожденных детей. Так что эмоциональные нравственные интерпретации/комментарии в данной ситуации не очень уместны.

Этим в общем-то и завершается влияние объективных долговременных факторов, прослеживаемых через эволюции возрастной структуры, на суверенные демографические процессы. Говорить о «наследии СССР», а конкретно о сложившемся к концу советской эпохи этническом составе населения, уже не приходится. В частности, на рождаемость европейские народы оказывают все меньшее влияние. То есть постепенно завершается время перехода от прежней демографической системы, во многом базировавшейся на «европейских» стандартах воспроизводства, к суверенной. Тенденция ее функционирования на автохтонной основе становится все более явной.

«Социальное» вытесняет «биологическое»

Бытует мнение, что казахстанцы, как и жители Европы, стали поздно жениться и поздно рожать. Как вы это объясните?

Да, общим для города и села стало то, что рост коэффициентов рождаемости наиболее интенсивно идет в старших (30 и более лет) группах. У женщин этого возраста на свет обычно появляются третьи, четвертые и т.д. дети. Но в Казахстане, как и на всем постсоветском пространстве, присутствует отличительная от европейского варианта особенность. Европейские женщины стали поздно выходить замуж и поздно рожать в силу повышенной социально-экономической нагрузки (образование, карьера, материальное благополучие и т.д.). Причем в значительной мере эта нагрузка приходится на самый «ударный» репродуктивный возраст - от 20 до 30 лет. Рождаемость сдвигается на более поздний период жизни. «Социальное» вытесняет «биологическое».

Все это, конечно, есть и у нас. Но необходимо учитывать и то, что период потенциально наибольшей репродуктивной активности поколения «30+» пришелся на кризисные 1990-е годы, поэтому представления о количестве детей в семье, формировавшиеся часто в традиционной среде, не были удовлетворены в полной мере. Они реализуются в настоящее время, когда и социально-экономическая ситуация иная, и все более проблематичным становится дальнейшее откладывание деторождений. Поэтому вклад женщин старшего репродуктивного возраста в рождаемость становится все более весомым.

- Значит ли это, что сутью суверенной демографической системы становится многодетная семья?

Не совсем так - данное явление не во всем отражает суверенную суть. Нельзя с уверенностью утверждать, что тенденция будет долговременной. Дело в том, что установки на рождаемость у женщин старшего возраста формировались в основном в советский период истории. Традиционные семейно-бытовые стандарты, «законсервированные» советской властью в сельской среде, наиболее комфортно чувствовали себя в условиях полиэтничности, когда индустриально-городские функции выполняли представители других этносов.

Сейчас ситуация несколько иная. Влияние представлений, формировавшихся под воздействием особенностей социально-экономического существования в советской системе, завершается. Сохранить традиции многодетности, высокой рождаемости будет намного сложнее, поскольку параметры воспроизводства населения все в большей мере определяются городской средой, функционирующей на «казахской» основе.

- То есть моноэтничность ведет к снижению рождаемости?

Да, в случае все большего вовлечения казахов в промышленные, технические и в целом в городские сферы. Теперь необходимо осваивать все городские функции. А это, разумеется, ведет к снижению рождаемости.

Параллельные миры

- А разве сейчас в городах не наблюдается довольно высокая рождаемость?

Более того, в городах она выше, чем в селах. Происходит это потому, что в города активно перемещается сельская молодежь. Мы сейчас наблюдаем так называемый «количественный» вариант освоения городского пространства. Быстро растущее городское население в массе своей представлено вчерашними сельскими жителями, переносящими в город значительную часть соответствующих социокультурных воззрений.

Во многом нынешнее городское население страны - это сельские казахи с соответствующим менталитетом, живущие в городах. Им еще предстоит стать горожанами по сути, а не только по месту проживания. Представления же о жизни «новых горожан» и казахской молодежи, являющейся горожанами уже не в первом поколении, существенно отличаются. Свидетельство тому - эмоциональные пикировки в социальных сетях. При этом заметно, что «наступающей» стороной чаще всего являются представители традиционных воззрений (осуждение межэтнических браков, стиля одежды, манеры поведения и т.д.).

Кроме того, в активный социальный возраст начинают вступать городские казахи во втором и частично в третьем поколении. В основном это родившиеся и социализировавшиеся в городе дети представителей «урбанизационной волны» 1990-х. Они полифоничны, по социокультурным воззрениям находятся между «европейским» и «автохтонным» вариантами и способны их объединить. Во многом именно это городское поколение, формирующееся в суверенный период, будет определять модернизационные тенденции в Казахстане.

Таким образом, суверенная демографическая система лишь приобретает, особенно в городах, осязаемые формы. С одной стороны, присутствует определенная реанимация традиционных представлений о семье, браке, роли женщины в обществе. С другой - модернизационные устремления. Из компонентов этого цивилизационного диапазона и строится суверенная демографическая система. При этом сочетание и удельный вес различных компонентов регионально дифференцированы.

Поэтому сложно определить общереспубликанский тренд. Я могу лишь обозначить общий вектор - суверенные варианты строительства городской демографической системы не воспроизводят городской опыт казахстанских русских.

- Почему? В чем их отличие?

В том, что городские русские, особенно те, кто оказался в Казахстане в результате миграций из регионов СССР, были слабо связаны с казахской средой, казахской культурой в целом. Советская городская казахстанская среда практически не имела ничего общего с сельской казахской средой, не подпитывалась ее культурой. Присутствовали почти не соприкасавшиеся друг с другом «параллельные миры».

Сейчас же все более явно сельско-городское пространство существует как единый организм, тесно переплетенный множеством семейных, социальных, экономических, культурных нитей. Существует вероятность создания уникальной городской демографической, социокультурной системы. То есть сохранение традиций, в том числе рождаемости, и в то же время модернизационный прорыв. Объективно для этого много что есть, а главное - немалое количество молодежи. В демографии это называется «демографическое окно» - присутствует многочисленная группа людей социально активных, ищущих, пытающихся что-то сделать. Главная задача - правильно распорядиться этим потенциалом.