Мода и стиль. Красота и здоровье. Дом. Он и ты

Биография роршаха. Роршах - брутальный герой в маске

Роршах (Уолтер Ковач) - угрюмый худощавый невысокий мужчина с суровым голосом, скрывающий свое лицо под маской, на которой видны черные пятна, похожие на изображения из теста Роршаха. Для пущего колориту Роршах носит плащ и шляпу. Роль Роршаха великолепно исполнил Джеки Эрл Хейли.

Несмотря на свою субтильность, Роршах - самый жесткий и брутальный герой среди Хранителей. Если Комедиант был просто психом, которому нравилось убивать, то Роршах действовал исходя из своих принципов, главным из которых был: "Никаких компромиссов. Даже перед лицом Армагеддона". Причем он был таким с детства, которое у него было весьма несчастливым.

Впрочем Роршах, как и прочие Хранители, также имел свои проблемы с психикой. Мир ему казался мрачным (к в фильмах в стиле "нуар") и полным грязи, которую нужно вычищать (это роднит его с героем фильма "Таксист"), что с одержимостью и делал Роршах, причем с особой жестокостью.

Мир в голове Роршаха отлично показывает сцена в тюрьме, когда он проходит тест Роршаха. Психолог показывает ему картинки и спрашивает, что он видит. Роршаху тут же мерещатся кровь и трупы.

Состояние психики Роршаха также демонстрирует его дневник, депрессивные фразы из которого произносятся в фильме (здесь приведены ).

"...Теперь весь мир стоит на краю, глядя вниз на чертово пекло. Все эти либералы, интеллектуалы, сладкоголосые болтуны.. И отчего-то вдруг никто не знает, что сказать. Подо мной этот ужасный город, он вопит как скотобойня полная умственно-отсталых детей, а ночь воняет блудом и нечистой совестью. .."

Кстати, этот дневник, в конце фильма, попадает в редакцию одной из газет. Так что, возможно, Роршах все-таки раскрыл глаза обществу на деятельность Озимандии.

В своей обычной жизни (без маски и вне роли борца со злом) Роршах - бомж-бродяга, который все время ходит с каким-то плакатом.

Сильные стороны

Роршах не просто суров. Он отличный боец и умеет превратить в оружие любые подручные предметы (например, плеснул кипящим жиром в лицо зэку и отбился от полиции с помощью лака для волос). Судя по всему, хорошо переносит любые бытовые невзгоды (не мерзнет даже во льдах на базе Блейка).

О бойцовских качествах и характере Роршаха свидетельствует сцена его захвата полицией и все сцены в тюрьме ("Не меня заперли с вами - это вас заперли со мной!").

Кстати, именно Роршах смог первым догадаться что, что-то происходит и раскрыть план Блейка. Ну и главное в Роршахе - его бескомпромиссность и упорство в достижении цели.

В сюжете фильма Роршах является инициатором расследования, связанного с деятельностью Блейка. Он доходит до конца, но погибает, отказавшись следовать планам Озимандии.

Watchmen ).

Биография

Уолтер родился 21 марта 1940 года. Родителями Уолтера Ковача являются Сильвия Ковач, урождённая Глик, которая была проституткой и некий мужчина по имени Чарли, фамилия неизвестна.

Его мать часто проявляла жестокость к сыну, видимо, из-за того, что была вынуждена заниматься проституцией именно для того, чтобы содержать сына. Часто становился свидетелем сношений матери с её клиентами, также его часто избивали.

В июле 1951 года был отдан в органы опеки, после того как напал на двух мальчиков старше его, частично ослепив одного из них. Был отправлен в детский дом имени Лиллиан Чарлтон для проблемных подростков, где находился до 1956 года. Отличился успехами в литературе и религии, а также незаурядными способностями в гимнастике и боксе.

После ухода из приюта в 16 лет Ковач получил работу в магазине одежды, которую он нашёл «неприятной, но терпимой». Позже он взял именно здесь ткань, которая послужила ему его маской, которую он считает своим истинным "лицом". Эта ткань получена с помощью технологий Доктора Манхэттена . В передней части маски находятся две вязкие жидкости - черная и белая между двумя слоями латекса. Жидкости постоянно смещаются, реагируя на температуру и давление, формируя симметричные пятна, как для теста Роршаха . Жидкости никогда не смешиваются и не образуют серый цвет.

Два года спустя, в марте 1964 года, Уолтер по пути на работу прочёл в газете об изнасиловании и убийстве Китти Дженовезе . Разозлившись, что соседи ничего не предприняли, Ковач разочаровался в людях и решил, что всем людям присущ эгоизм . После истории с Китти он вернулся домой, сделал себе «лицо» из ткани, которую он взял со своей работы, и стал борцом с преступностью под псевдонимом "Роршах". Первоначально, он оставлял преступников в живых, чтобы тех смогла арестовать полиция. В середине 1960-х он объединился с Ночным Филином II и их партнерство оказалось весьма успешным. В 1975 году Ковач проводил расследование пропажи молодой девушки по имени Блэр Рош, пообещав её родителям, что вернет её живой и здоровой. Он нашёл адрес швейного магазина, в котором он нашёл белье девочки внутри печи и двух собак, грызущих человеческие кости. Будучи убежденным, что мужчина по имени Джеральд Грис убил девочку и скормил её останки собакам, Ковач дождался его прибытия, кинул в Гриса, к тому моменту уже убитых Роршахом собак, и после связал его. Грис настаивал, что не убивал Блэр, но Ковач полил его керосином и поджег.

Когда в 1977 году был принят закон, запрещающий борцов с преступностью и супергероев, Роршах оставил в полицейском участке труп с запиской со словом «Никогда!».

К 1985 году Роршах остался единственным активным неправительственным борцом с преступностью, в отличие от Комедианта и Доктора Манхэттена, которые работали на Правительство США. Роршах берется за расследование смерти Эдварда Блейка (Комедианта) и узнает, что он - один из двух героев, действующих под началом правительства. Ковач считает, что кто-то начал охоту на бывших героев в костюмах. Его подозрения только подтверждаются, когда Доктор Манхэтен покидает страну, а Адриан Вейдт , бывший Озимандия, становится как-то связан с гибелью Блейка. Роршах допрашивает Молоха, бывшего злодея, который неожиданно появился на похоронах Блейка, и Молох рассказывает ему то немногое, что знал. Позже он получает записку от Молоха, в которой он приглашает его прийти за дополнительной информацией, и Роршаха хватает полиция, как только он попадает в квартиру Молоха.

Роршаха отправляют в тюрьму, где большинство заключенных попали туда так или иначе с его помощью, в том числе Большая Шишка - карлик, который является авторитетом в тюрьме и больше всех жаждет крови Роршаха. Во время его пребывания в тюрьме Ковач беседует с психологом, Малкольмом Лонгом, который хочет спасти Роршаха от мести заключённых и предлагает помощь в реабилитации, но Роршах рассказывает ему историю, которая поменяла его мировоззрение. Тюремный психолог понимает, что не сможет помочь Роршаху. Во время обеда на Роршаха пытается напасть один из заключенных, держа в руках заточку, но Ковач хладнокровно отбивает нападение и обливает лицо заключенного кипящим маслом. После того как заключенный умирает, в тюрьме вспыхивает бунт - каждый хочет добраться до Роршаха. Телохранители Большой Шишки пытаются его убить, но в итоге Роршах сам убивает их без особого труда. Ночной Филин II и Шелковый Призрак II в конце концов помогают ему выбраться из тюрьмы и принимают его маску вместо лица, понимая, насколько сильно это его сломило.

Доктор Манхэттен, вернувшись в страну, забирает Лори Юспешик и отправляется с ней на Марс , а Роршах и Ночной Филин II пытаются узнать, кто совершил покушение на Адриана Вейдта. Они узнают название компании - Pyramid Deliveries - и проникают в офис Вейдта. Филин верно вводит пароль, и они узнают, что Вейд сбежал. Роршах, который ведет свой дневник на протяжении всего романа, делает последнюю запись о том, что за всё, что случится дальше, несет ответственности Вейдт, и кладет журнал в почтовый ящик.

Ночной Филин и Роршах вылетают в Антарктиду . Они узнают истинные мотивы Вейдта и узнают о его заговоре - объединить мир, находящийся в преддверии ядерной войны, против одного общего врага, уничтожив для этого миллионы людей. Он сообщает, что привел свой план в действие ещё до их прибытия. Доктор Манхэттен и Шелковый Призрак прибывают обратно на Землю и видят разрушенный взрывом Нью-Йорк. Несмотря на ужас после случившегося, Ночной Филин, Шелковый Призрак и Доктор Манхэттен согласны умолчать о том, кто устроил взрыв, так как Соединенные Штаты уже подписали мирный договор с Советским Союзом, Роршах отказывается сотрудничать и утаивать правду и намеревается вернуться в США и рассказать, но Доктор Манхэттен убивает его.

В финальных сценах комикса дневник Роршаха оказался в редакции в одной из правоориентированных газет. Редактор поручает своему помощнику найти тему, чтобы заполнить две страницы пространства в номере, помощник тянется к файлу, где находится дневник Роршаха. На этом история заканчивается и результат остается в воображении читателя.

В 2014 году компания DC выпускает серию комиксом под названием «Before Watchmen». В ней описываются приключение знакомых героев до событий с Озимандия. Роршаху было выделено 4 отдельных выпуска. В них рассказывается о том, как Уолтер пытается обезвредить главаря преступной группировки «Страшилу». Также, параллельно рассказывается о маньяке по имени «Поэт», убивающим девушек и оставляющим на их теле надписи скальпелем. В то время, как Роршах сосредоточен на поимке Страшилы, он позволяет маньяку работать безнаказанно и даже частично помогает ему найти новую жертву. В целом, серия комиксов «Хранители: пролог» вызывала неоднозначные оценки критиков.

Личность

В детстве он описан как замкнутый, но преуспевающий в литературе, математике и религиоведении. Но после издевательств других детей и расследования дела о пропавшей девочке, которую изнасиловали и убили, а тело отдали на съедение собакам, у Уолтера Ковача проявились некоторые психические расстройства, например, он считает свою маску своим истинным лицом. Мур изображает Роршаха как морально бескомпромиссного человека. Любимая фраза Роршаха - «Никаких компромиссов, даже перед лицом Армагеддона». После того, как супергерои были объявлены вне закона, Роршах всё равно продолжал бороться с преступностью своими методами в одиночку.

Силы и способности

Как и все остальные члены Хранителей, за исключением Доктора Манхэттена, Роршах не обладает сверхъестественными способностями. Все его боевые навыки основаны на физической силе и многолетних тренировках. Несмотря на его психическую нестабильность, Роршах был описан Ночным Филином как «блестящий и непредсказуемый тактик». Он превосходно разбирается в приемах уличной борьбы, гимнастике, боксе и боевых искусствах. Его детективные навыки также очень высоки - находит тайник с костюмом Комедианта в квартире Блейка и определяет, что Блейка убили, задолго до того, как это смогли определить полицейские детективы.

Кроме того, Роршах чрезвычайно изобретателен, приспосабливая обычные бытовые предметы в качестве оружия:

Экипировка

Маска Роршаха - визитная карточка супергероя. Она не просто скрывает настоящее имя героя, но и, по мнению Уолтера, является его настоящим лицом. Маска сделана из особого материала, разработанного доктором Манхэттеном в 1960-х годах. В его основу лег латексный материал и особое вещество, меняющее форму под воздействием температуры и давления. Этот материал попал к Ковачу во время работы на швейной фабрике. Изначально из него нужно было сделать платье, но Ковач воспользовался им для других целей. Формы, которые создавало вещество, напоминали ему о тесте Германа Роршаха. Они были также симметричны и контрастны.

Одежда Роршаха Неизменной одеждой Роршаха является длинный плащ, шляпа, брюки и ботинки. В таком образе он появляется как на страницах комикса «Хранители», так и в «Хранители: пролог»

Крюк-пистолет Одним из немногих постоянных подручных предметов Роршаха является его крюк-пистолет. Он был спроектирован и создан его другом Ночным Филином еще до приключений в их команде. Пистолет является газовым и выстреливает крюком на большие расстояния. С его помощью Роршах проникает во многие места, а также использует в качестве оружия.

Дневник Роршаха - его философские заметки о событиях в мире, людях и приключениях. Часто повествование в комиксе ведется именно отрывками из дневника. Перед путешествием в Антарктиду, где закончилась жизнь Уолтера, он отправляет свой журнал в СМИ и его приключения становятся достоянием общественности.

Записка - Одной из визитных карточек Роршаха являются его записки. На них нарисована симметричная фигура, напоминающая фигуры из психологического теста Роршаха. Уолтер часто оставляет эти записки в тех местах, где вершил правосудие, показывая таким образом общественности и преступникам, что здесь поработал именно он.

Особые силы
  • Великолепная физическая форма
  • Мастерские боевые качества
  • Прекрасные гимнастические и акробатические способности
  • Хорошие навыки детектива
Оборудование
  • Маска с изменяющимся узором, уподобленным изображениям теста Роршаха – движущимися пятнами
  • Газовый пистолет, стреляющий крюком с канатом

Силы и способности

Как и все остальные члены Хранителей, за исключением Доктора Манхэттена, Роршах не обладает сверхъестественными способностями. Все его боевые навыки основаны на физической силе и многолетних тренировках. Несмотря на его психическую нестабильность, Роршах был описан Ночным Филином как «блестящий и непредсказуемый тактик». Он превосходно разбирается в приемах уличной борьбы, гимнастике, боксе и боевых искусствах. Его детективные навыки также очень высоки - находит тайник с костюмом Комедианта в квартире Блейка и определяет, что Блейка убили, задолго до того, как это смогли определить полицейские детективы. Любит клубничное мороженое.

Кроме того, Роршах чрезвычайно изобретателен, приспосабливая обычные бытовые предметы в качестве оружия:

Экипировка

Маска Роршаха - визитная карточка супергероя. Она не просто скрывает настоящее имя героя, но и, по мнению Уолтера, является его настоящим лицом. Маска сделана из особого материала, разработанного доктором Манхэттеном в 1960-х годах. В его основу лег латексный материал и особое вещество, меняющее форму под воздействием температуры и давления. Этот материал попал к Ковачу во время работы на швейной фабрике. Изначально из него нужно было сделать платье, но Ковач воспользовался им для других целей. Формы, которые создавало вещество, напоминали ему о тесте Германа Роршаха. Они были также симметричны и контрастны.

Одежда Роршаха Неизменной одеждой Роршаха является длинный плащ, шляпа, брюки и ботинки. В таком образе он появляется как на страницах комикса «Хранители», так и в «Хранители: пролог»

Крюк-пистолет Одним из немногих постоянных подручных предметов Роршаха является его крюк-пистолет. Он был спроектирован и создан его другом Ночным Филином еще до приключений в их команде. Пистолет является газовым и выстреливает крюком на большие расстояния. С его помощью Роршах проникает во многие места, а также использует в качестве оружия.

Дневник Роршаха - его философские заметки о событиях в мире, людях и приключениях. Часто повествование в комиксе ведется именно отрывками из дневника. Перед путешествием в Антарктиду, где закончилась жизнь Уолтера, он отправляет свой журнал в СМИ и его приключения становятся достоянием общественности.

Записка - Одной из визитных карточек Роршаха являются его записки. На них нарисована симметричная фигура, напоминающая фигуры из психологического теста Роршаха. Уолтер часто оставляет эти записки в тех местах, где вершил правосудие, показывая таким образом общественности и преступникам, что здесь поработал именно он.

В других комиксах

  • В выпуске минисерии Kingdom Come #2 в 1996 году, Роршах появляется в качестве второстепенного персонажа во время победы над супергероем Brother Power the Geek. Так же он был замечен стоящим рядом с супергероями Вопросом и Обсидианом, во время сцен, когда Супермен приходит в бар для сверхлюдей.
  • Появляется в камео в Astonishing X-Men vol. 3 #6, пробегающим во время одной из сцен беспорядков.
  • Был показан в промоработах Арта Адамса к , где был избит Бэтменом из серии The Dark Knight Returns Фрэнка Миллера. Однако, DC Comics решила опустить серию The Dark Knight Returns из Countdown to Final Crisis: Arena и эпизод с Роршахом тоже.
  • В серии о Дэдпуле из четырёх частей, написанной Марком Уэйдом в 1994 году, в сцене, когда у Дэдпула исчезает маска, он пародирует Роршаха и кричит «Моё лицо! Верните мне моё лицо!».
  • Стив Дитко описал Роршаха как «Мистер А, только сумасшедший».

Вне комиксов

Фильм

Создание персонажа

Прототипом Роршаха также как и других супергероев из «Хранителей» стали персонажи Charlton Comics, в данном случае Вопрос , ставший потом персонажем вселенной DC и мистер А .

Критика и отзывы

Напишите отзыв о статье "Роршах (Хранители)"

Примечания

Ссылки

  • на сайте DC Comics Database (англ.)
  • (англ.)
  • на сайте ComicVine (англ.)
  • на сайте Watchmen Wiki (англ.)
  • на Heroes-Club.ru

Отрывок, характеризующий Роршах (Хранители)

Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n"entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.

После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n"en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д"Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c"est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d"honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu"est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s"excuse – s"accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..

Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.

Силы и способности

Как и все остальные члены Хранителей, за исключением Доктора Манхэттена, Роршах не обладает сверхчеловеческими способностями. Все его боевые навыки основаны на физической силе и многолетних тренировках. Несмотря на его психическую нестабильность, Роршах был описан Ночной Совой как «блестящий и непредсказуемый тактик». Он хорошо разбирается в приемах уличной борьбы, гимнастике, боксе и боевых искусствах. Его детективные навыки также очень высоки - находит тайник с костюмом Комедианта в квартире Блейка и определяет, что Блейка убили, задолго до того, как это смогли определить полицейские детективы.

Кроме того Роршах чрезвычайно изобретателен, приспосабливая обычные бытовые предметы в качестве оружия:

В других комиксах

  • В выпуске минисерии Kingdom Come #2 в 1996 году, Роршах появляется в качестве второстепенного персонажа во время победы над супергероем Brother Power the Geek. Так же он был замечен стоящим рядом с супергероями Вопросом и Обсидианом, во время сцен, когда Супермен приходит в бар для сверхлюдей.
  • Появляется в камео в Astonishing X-Men vol. 3 #6, пробегающим во время одной из сцен беспорядков.
  • Был показан в промо-работах Арта Адамса к , где был избит Бэтменом из серии The Dark Knight Returns Фрэнка Миллера. Однако, DC Comics решила опустить серию The Dark Knight Returns из Countdown to Final Crisis: Arena и эпизод с Роршахом тоже.
  • В серии о Дэдпуле из четырёх частей, написанной Марком Уэйдом в 1994 году, в сцене, когда у Дэдпула исчезает маска, он пародирует Роршаха и кричит «Моё лицо! Верните мне моё лицо!»
  • Стив Дитко описал Роршаха как «Мистер А, только сумасшедший».

Вне комиксов

Фильм

Создание персонажа

Прототипом Роршаха также как и других супергероев из «Хранителей» стали персонажи Charlton Comics, в данном случае Вопрос , ставший потом персонажем вселенной DC и мистер А.

Критика и отзывы

Примечания

Ссылки

  • Более полная биография Роршаха на сайте DC Comics Database (англ.)
  • Дневник Роршаха (англ.)
  • Список выпусков с участием Роршаха на сайте ComicVine (англ.)
  • Роршах на сайте Watchmen Wiki (англ.)

Категории:

  • Персонажи по алфавиту
  • Супергерои DC Comics
  • Персонажи компьютерных игр
  • Персонажи фильмов
  • Персонажи, созданные Аланом Муром
  • Персонажи комиксов, появившиеся в 1986 году
  • Вымышленные сыщики-любители
  • Умершие персонажи
  • Хранители
  • Вымышленные мастера боевых искусств
  • Вымышленные боксёры
  • Вымышленные линчеватели

Wikimedia Foundation . 2010 .

  • Рорхальденбах
  • Рорыа

Смотреть что такое "Роршах (Хранители)" в других словарях:

    Роршах - Роршах географическое название: Роршах город в Швейцарии. Роршах избирательный округ в Швейцарии. Роршах имена, фамилии, прозвища: Роршах, Герман (1884 1922) швейцарский психиатр и психолог, создатель теста… … Википедия

· 30.11.2015

ЖИЗНЬ И ТРУДЫ ГЕРМАНА РОРШАХА (1884-1922)

БИОГРАФИЯ.

Биография гения — это нечто большее, чем просто вклад в историю науки или искусства, большее, чем просто описание успешных или безуспешных усилий человека следовать своему внутреннему зову. Внутренняя потребность в творчестве нередко вступает в противоречие с борьбой за средства к существованию. И если не удается справиться с ними обеими и согласовать основные жизненные задачи между собой, то возникающие конфликты нередко имеют трагическое завершение. В этом смысле известны лишь немногие судьбы, потрясающие своим трагизмом более, чем судьба Германа Роршаха. Слишком ранняя смерть унесла ученого из жизни через 9 месяцев после появления его книги — Психодиагностики.

Случилось это тогда, когда он только начал развивать свое новое направление в психоанализе, открывающее новые и необычайно важные научные перспективы. Особые обстоятельства, предшествовавшие созданию Психодиагностики, послужили причиной тому, что эта очень непростая книга содержит далеко не полное изложение основ роршаховского теста чернильных пятен. Диагностический метод, описанный в книге лишь в общих чертах, получил после смерти ее создателя независимое развитие. Со временем связь между первоначальными идеями автора и доработанными версиями теста становилась все более шаткой.

Печально, но факт: первоначальная версия теста никогда не была представлена Роршахом в полном виде. Сегодня у нас нет никакой возможности даже предположить о возможных направлениях авторских усовершенствований теста. Не вызывает, однако, сомнений, что углубленное проникновение в заложенные в Психодиагностике идеи может послужить стимулом для выявления новых возможностей теста и его плодотворного применения в различных областях психологии.

Лишь немногим известно, что Роршах был не только изобретателем практического психодиагностического метода, но также глубоким мыслителем и исследователем человеческой природы. Вместе взятое, это побудило нас осуществить непростую попытку выяснить истинное значение открытия Роршаха как триединое исследование его жизни, его личности и его идей.

ЖИЗНЬ ГЕРМАНА РОРШАХА
Герман Роршах родился 8 ноября 1884 г. в Цюрихе. Свое детство и юношеские годы он провел в г. Шаффгаузэн (Schaffhausen). Медицину Роршах изучал, в основном, в Цюрихе, после чего работал ассистентом в больницах для душевнобольных в городах Мюнстерлинген, Мюнзинген и Вилдау (M?nsterlingen, M?nsingen, Waldau). Умер Роршах через 9 месяцев после выхода в свет Психодиагностики. Смерть наступила 2 апреля 1922 г., вскоре после того, как 37-летний ученый получил должность старшего врача в лечебнице Херизау (Herisau). Эти факты, а также, скудные сведения о пребывании Роршаха в России, есть то немногое, что вообще известно о нем. Разумеется, этих немногочисленных подробностей явно недостаточно для создания даже приблизительного облика интересной и богатой личности, какую представлял Роршах, и о которой сообщают все его друзья. К сожалению, наши знания о нем далеки от законченности и от желаемой полноты. Это заставило автора биографии ограничиться лишь достоверными фактами и представить их в истинном свете, что позволит более точно описать личность этого человека.

СЕМЬЯ И РОДИТЕЛИ
Роршахи были гражданами и состояли в общине небольшого города Арбон на южном побережье Боденского озера в кантоне (кантон – административная единица Швейцарии. Прим. автора) Тургау (Thurgau), что на севере Швейцарии. Герман Роршах, исследуя родословную своих предков, установил, что они в течение многих столетий не покидали родную общину. Большей частью это были квалифицированные рабочие и крестьяне, некоторые даже занимали должности членов муниципалитета и бургомистров, что, однако, не особенно выделяло их из своей среды. Отец психиатра, Ульрих Роршах, 19 сентября 1882 г. женился на Филиппине Виденкеллер, происходящей из очень старой семьи Арбона. Он был первым, кто нарушил многовековую традицию своих предков и в 1884 г. вместе с женой покинул родной город.

Сначала они направились в Цюрих, где родился первенец — Герман и где молодая семья прожила два года, после чего в 1886 г. окончательно обосновались в г. Шаффхаузен одноименного кантона. Ульрих Роршах был художником-декоратором, однако не найдя удовлетворения в этой профессии, продолжил учебу в школе прикладного искусства. Он оказался действительно одаренным рисовальщиком и часто очаровывал детей изображенными на бумаге историями. В 1886 г. он получил должность учителя рисования в начальной школе для мальчиков и в училище Шаффхаузена. Ульрих Роршах был добрым человеком, заботливым мужем и остроумным собеседником. Добродушной и общительной была и его жена, Филиппина Роршах.

Детство и юность (1884-1904)
Герман появился на свет, когда Роршахи жили в Цюрихе. Случилось это 8 ноября 1884 года в пригороде Видикон (Wiedikon), в тогдашнем доме номер 278 по улице Гальденштрассе. Герману еще не было двух лет, когда его родители переселились в Шаффхаузен. В кантоне Шаффхаузен проживали в тот период около 50 тысяч жителей, из которых приблизительно 20 тысяч жили в самом городе. Город Шаффхаузен был не только международным транспортным узлом, но также центром индустрии, туризма и культурной жизни. Лишь немногие города, расположенные на Рейне, могут сравниться с живописным местонахождением Шаффхаузена. Над центральной частью города главенствуют холмы и расположенная здесь крепость под названием Мунот. Заложенная еще в XV веке, крепость была защищена круговой стеной. 700-летний город и сегодня богат великолепными памятниками старины и другими достопримечательностями, а в крепости каждое лето проводятся традиционные праздники и танцы. В великолепном старом монастыре находится один из самых прекрасных музеев Европы, а городская библиотека невероятно богата библиографическими сокровищами. Шаффхаузен известен также хорошо развитой металлургией, высоким качеством производимых здесь часов и текстиля.

Здесь в интеллектуальной, художественной и культурной атмосфере провел раннее детство и юношеские годы молодой Герман. Семья Роршахов жила сначала в районе „Грубэн“, а позднее – в старом „Доме Табор“ на горе Гайзберг. Это был дом с большим и прекрасным садом, о котором у Германа сохранились чудесные воспоминания детства. Позже семья переехала на холм Эммерс, где и приобрела дом, который и по сей день является семейной собственностью. Дом находится на узкой улице Зэнтисштрассе, к которой от центра города можно подняться по длинной крутой лестнице, ведущей крепости Мунот. Здесь в доме номер 5 и поселилась семья Роршахов. Когда Герману было почти 4 года, 10 августа 1888 г., в семье Роршахов родилась дочь Анна (Любимая сестра Германа Анна, успевшая даже некоторое время поработать воспитательницей в России и известная позднее под фамилией Берхтольд-Роршах, поселилась под Цюрихом. Она заслуживает особой благодарности за помощь, которую оказала при составлении биографического облика Германа Роршаха. Анна Берхтольд-Роршах внесла не только много поправок, замечаний и комментариев, но также дополнила биографию собственными воспоминаниями и предоставила личные письма — свою переписку с Германом. Примеч. издателя), а когда Герману было семь лет, 10 декабря 1891 г., на свет появился его брат Пауль (Брат Пауль был торговцем и жил в Бразилии. Позднее он работал страховым агентом в Давосе и умер в 1954 году. Примеч. издателя ).

Мать умерла 2 июля 1897 г., когда Герману было 12 лет. Следующие два года были, по-видимому, не особенно счастливыми для Германа. О трех оставшихся без матери детях заботились различные экономки. Это продолжалось до тех пор, когда отец 17 апреля 1899 г. женился на молодой женщине Регине Виденкеллер, сводной сестре покойной жены. Годом позже, 7 марта 1900 г., в семье появилась сводная сестра Германа, окрещенная Региной. Мачеха была умелой и энергичной женщиной, но по неизвестной причине между ней и молодым Германом со временем возникла отчужденность (Анна Роршах упоминает о ней в письмах как о крестной матери Германа. Прим. переводчика). Ульрих Роршах вскоре заболел неизлечимой болезнью, из-за которой был вынужден 7 марта 1902 г. окончательно уйти в отставку. Он умер 8 июня 1903 г., когда Герману было 18 лет.

После окончания народной школы Герман был зачислен в кантональную школу. Эту школу, которая отличалась мастерством преподавательского состава и высоким уровнем обучения, Герман посещал последующие 6 лет, в период с 1898 по 1904 г.г. В те времена хорошее поведение в школе было обстоятельством, само собой разумеющимся и не требующим упоминания, и только плохое поведение отмечалось в дневниках учащихся. Тогдашний директор кантональной школы ректор Люти, которого авторы биографии попросили найти какие-нибудь упоминания в школьных протоколах, не нашел в них ничего отрицательного в отношении Роршаха, из чего можно предположить, что Герман был благовоспитанным юношей. Известно также, что все выпускные экзамены Герман сдал на „отлично“.

Весной 1904 г. одиннадцать учеников получили свидетельства об окончании кантональной школы Шаффхаузена. Оскар Фарнер, позднее видный теолог и профессор университета в Цюрихе, был первым учеником в классе, Герман Роршах со средней оценкой 5,0 (в те годы в Швейцарии высшим баллом была оценка 6,0), был четвертым. Более примечательным, чем эта средняя оценка, является то обстоятельство, что Герман показывал одинаково высокие результаты одновременно по всем учебным предметам.

Во время двух последних лет учебы ученикам кантональной школы было позволено вступать в полуофициальные студенческие союзы. Освящение новичка было обычно связано с каким-либо веселым заданием, что похоже на существующий в Америке обычай т.н. „College fraternities“ (Колледжское братство, ассоциация, содружество. Прим. переводчика).Одновременно член союза получал „Cerevis“, или кличку, под которой он отныне становился известным среди своих коллег. В 1903 г. Герман был принят в общество Скафузия („Scaphusia“), члены которого выделялись элегантными беретами сине-белой расцветки. Архив Скафузии содержит несколько иллюстрированных альбомов, в которых студенты вели записи о жизни союза. Среди других, там находятся иллюстрации, подписанные Роршахом. На большинстве альбомных фотографий можно увидеть Германа – веселого, красивого, здорового и крупного молодого человека, находящегося в кругу своих коллег. Знаменательно, что приятели из общества Скафузия присвоили Герману кличку „Клякса“ („Klex“).

Тот факт, что школьные приятели называли своего друга, а позднее изобретателя теста чернильных пятен, прозвищем „Клякса“ не было простой случайностью. В те времена среди детей была очень популярна игра в кляксы. Игра заключалась в том, чтобы налить немного чернильной туши на бумагу и затем, складывая лист пополам, получать разные причудливые формы. Любил ли будущий психолог игру кляксографию, или сама кличка побудила его впоследствии заняться чернильными кляксами и разработать свой тест? Мы этого не знаем. Однако, если верно последнее, то мы имеем дело с примером, который Stekel und Abraham назвали „обязательством по отношению к своему имени“. Возможно, однако, и другое, а именно то, что Герман получил кличку „Клякса“ в честь художника Клекселя (Klecksel), героя одной из историй его любимого автора Вильгельма Буша. (В разговорной немецкой речи слово „klecksen“ означает что-то вроде „пачкать“, „кляксить“, или малевать дешевые картинки). Как бы то ни было, после окончания учебы в Шаффхаузене „Кляксе“ Роршаху явно не была ясна его будущая карьера. Складывается впечатление, что он не решался сделать выбор между искусством и естественными науками. О своей дилемме молодой Роршах пишет письмо в Йену знаменитому немецкому естествоиспытателю Эрнсту Геккелю с просьбой о совете в выборе специальности. Тот посоветовал Герману заняться изучением естественных наук. Принимая во внимание специальность самого Геккеля, другого ответа ожидать и не следовало. С другой стороны, можно предположить, что в этой просьбе проявилась неосознанная потребность молодого Германа в подтверждении правильности его тайного желания.

Теперь же он решился, наконец, заняться изучением медицины, отдавая при этом дань своему самому любимому увлечению – искусству. В итоге, после окончания учебы в Шаффхаузене и непродолжительного пребывания в Нойенбурге (Невшателе) Герман Роршах отправляется в Цюрих изучать медицину. В то время ему было 19 лет.

ИЗУЧЕНИЕ МЕДИЦИНЫ (1904-1909 ГГ.)
В области медицинского образования Швейцария тех лет занимала лидирующие позиции в Европе. Как это было тогда принято, большинство студентов учились несколько семестров в различных университетах своей страны и за рубежом, однако к окончанию учебы снова возвращались в свой родной университет. До начала исследований молодой Герман провел некоторое время в Невшателе, затем первые 4 семестра, с зимы 1904 г. по октябрь 1906 г., в Цюрихе, при этом в течение одного семестра – в Берлине и Берне. Последние три семестра, требующие трудной и беспрерывной работы для получения докторского звания, Герман провел в Цюрихе.

Доктор Вальтер фон Висс, тесно друживший с Роршахом во время его учебы в Берлине, вспоминал: „Герман был абсолютно надежным другом и глубоко порядочным человеком. Его жизненная сила была поразительна, он справлялся с изучением медицины без самых незначительных трудностей. Он никогда не уставал, был усерден, много читал, посещал художественные выставки, проявлял большой интерес ко всем человеческим проблемам и любил беседовать на эту тему“.

В самом начале учебы Роршаха произошли два события, которые могут, на первый взгляд, показаться несущественными, но, по-видимому, именно они оказали большое влияние на молодого человека. Это было одно из его знакомств и один из его снов.

Во время пребывания в Невшателе Герман во время отпуска предпринял поездку во Францию, где познакомился с одним пожилым русским эмигрантом и большим почитателем Толстого. Для молодого Роршаха это была во многом решающая встреча. Он был настолько поражен, как будто внезапно открыл для себя новый мир, породивший в нем горячий интерес к России и русскому народу. Вскоре Герман близко познакомился с русской колонией в Цюрихе, к которой, в числе других, принадлежал известный тогда невролог Константин фон Монаков(Монаков (Monakow) Константин, фон (4.11.1853, Бобрезово, Россия – 19.10.1930, Цюрих) - швейцарский врач–невропатолог, нейроанатом, нейропсихолог и философ. Прим. издателя. По сообщению Анны Роршах, фон Монаков был домашним врачом Роршахов и пользовал её отца, Ульриха Роршаха. Прим. переводчика).. Познакомился он и с другими русскими эмигрантами и студентами, в том числе с революционерами. Вскоре он начал учить русский язык. Дружеские отношения с русскими зашли так далеко, что во время своего берлинского семестра в 1906 г. он был приглашен провести короткий отпуск в России. Россия и российский народ произвели глубокое впечатление на будущего психиатра.

Другим событием был сон, который также произвел неизгладимое впечатление на ученого. Спустя приблизительно восемь лет Роршах в своей диссертации так вспоминал об этом сне: „На первом семестре медицинской учебы я впервые присутствовал при вскрытии, которое наблюдал с понятным благоговейным энтузиазмом молодого студента. Особо заинтересовало меня расчленение мозга, что дало пищу для всяческих рефлексий о локализации и разрезании души, и так далее. Покойный погиб от апоплексии, и его мозг подвергли анатомированию. В ту ночь мне приснился сон, в котором я чувствовал, как разрезали на множество срезов мой собственный мозг. Вот новый и новый срез отделяется от мозговой массы полушарий и падает на операционный стол. Точно так, как во время секции прошедшего дня. Эти телесные ощущения были очень отчетливы, а картина воспоминания жива и по сей день. Они оставили в моей памяти хоть и слабые, но отчетливые моменты чувственного восприятия“. В этом сне можно увидеть зародыш основ психологической концепции Психодиагностики и теста Роршаха.

О том, что он станет психиатром, Герман решил с самого начала изучения медицины. Сомневайся он в своем решении, ничто не смогло бы его в этом убедить сильнее, чем выбор Цюриха для последнего семестра учебы. В Швейцарии каждый студент-медик должен был в течение минимум двух семестров посещать занятия по клинической и теоретической психиатрии и сдать заключительные экзамены по обоим предметам. Университетская психиатрическая клиника Бургхёльцли (Burgh?lzli), которая при руководстве Августа Фореля уже была научным институтом всемирного значения, под началом его научного наследника Эйгена Блейлера (Eugen Bleuler) приобретала из года в год все больший вес. Как раз тогда, когда молодой Роршах прибыл в Цюрих, в Бургхёльцли в психиатрии произошел неожиданный переворот. Зигмунд Фрейд, малоизвестный невролог из Вены, разработал ряд новых идей, которые в течение последних 10 лет либо игнорировались, либо были вообще отклонены, и лишь теперь впервые получили полное признание в университете. Бессознательное, которое робко исследовали Жане, Флорно (Flournoy) и некоторые другие, вышло на передний план интересов психиатрической науки.

Бессознательное уже не выглядело просто философской абстракцией, а превратилось в бурный источник энергии, скрывающейся под маской сна, ошибок, шуток, или в форме истерических приступов, принуждения или страха. Теперь такие состояния могли устраняться осознанием скрытых, бессознательных представлений и конфликтов. К.Г. Юнг разработал экспериментальный метод для выявления бессознательных представлений — ассоциативный эксперимент. Кроме того, совсем недавно в психиатрию была введена и другая сенсационная новинка: Блейлер и Юнг применили психоаналитические знания и ассоциативный эксперимент при исследовании психозов (а не только для неврозов, как это уже делал Фрейд). С помощью новых методов расшифровывались и объяснялись «абсурдные», «непонятные» и «бессмысленные» идеи психиатрических пациентов. Методы, теоретические предпосылки которых казались неприемлемыми в эру господства тогдашней материалистической и чисто органически ориентированной психиатрии. Студенты и врачи со всей Европы стремились в Цюрих, чтобы испробовать революционные инновации. Нетрудно представить, что это общее воодушевление захватило также молодого студента Роршаха, и что он был, пожалуй, одним из самых заинтересованных молодых слушателей и последователей.

Вероятно, этот период жизни был связан для Роршаха с тяжелой нагрузкой, так как ему удалось уложиться в минимальные установленные тогда 5 лет изучения медицины. 25 февраля 1909 г. он выдержал заключительные экзамены и получил диплом врача. В это же время он обручился с русской коллегой Ольгой Стемпелин. После экзаменов он взял заслуженный двухмесячный отпуск, чтобы посетить семью жены в Казани. Это была его вторая поездка в Россию. Теперь Россия была ему уже немного знакома, он владел русским языком, так что поездка пошла только на пользу. Россия того времени была для приезжего европейца во всех отношениях страной чрезвычайно привлекательной — необозримые ландшафты, старые живописные города, пестрая смесь народов и религий, весьма поэтичные народные обычаи и предания, творческий гений и чувство красоты этих людей — все было неиссякаемым источником удивления и восхищения. И все же, во многом благодаря влиянию выдающихся личностей, Россия изменилась и стала заметно более современной. Заведения для душевнобольных уже были не хуже, чем в Европе, а семейный уход за душевнобольными был даже лучшим в мире. Кроме того, здесь можно было без труда найти целый ряд открытых для новых идей психиатров и психологов. (Достаточно вспомнить, что Фрейдовское «Толкование снов» было первоначально переведено на русский язык.)

После тяжелой и напряженной учебы Роршах, с его открытой для поглощения новой информации душой, наслаждался многообразными впечатлениями, поступавшими каждый день из этого нового, безграничного и богатого мира. Ежедневно его окружали новые восприятия, картины и новые люди. Одним из новых знакомых был молодой польский студент Евгений Минковский, впоследствии ставший феноменологом. Не может быть никаких сомнений в том, что Роршах был очарован Россией и охотно согласился на предложение своей невесты остаться здесь на более длительный срок. До этого, однако, он намеревался сдать государственный экзамен и некоторое время дополнительно специализироваться в психиатрии.

МЮНСТЕРЛИНГЕН (1909-1913)
Теперь молодой врач стоял перед выбором – получать в течение неопределенного срока скудную зарплату в университетской психиатрической клинике, или иметь чуть более высокую зарплату в кантональной психиатрической лечебнице. Последнее, однако, не позволяло рассчитывать на университетскую карьеру. Поскольку ни сам Роршах, ни его невеста не располагали достаточными средствами, и принимая во внимание его будущую работу в России, он выбрал второй путь, и 1 августа 1909 г. Роршах поступил работать на пустующее место в кантональной психиатрической лечебнице Мюнстерлингена в городке Тургау. Здесь у него были все возможности ознакомиться с практической работой психиатра и параллельно работать над своей диссертацией. В клинике, расположенной в живописнейшем местечке на берегу Боденского озера, находилось 400 пациентов, размещенных частью в старых монастырских зданиях, а частью в более современных. Медицинский персонал состоял из главного врача — доктора Браухли, и двух ассистентов. Секретарши, как, впрочем, и социальных работников, не было, и в обязанности молодых врачей входили не только утренние обсуждения и обходы отделений, но также проведение самых различных мероприятий для пациентов. После всех этих дел у ассистентов, однако, оставалось немного времени, чтобы поплавать в озере, покататься на лодке или посвятить себя другим делам. Проведенные Роршахом в Мюнстерлингене четыре года были, вероятно, самым счастливым периодом в его жизни. 21 апреля 1910 г. Роршах зарегистрировал в цюрихской мэрии брак с Ольгой Стемпелин, а вскоре после этого они в великолепном старо-византийском стиле повенчались в русской ортодоксальной церкви в Женеве.

Молодая пара сняла в одном из старых зданий лечебницы красивую двухкомнатную квартиру с живописным видом на Боденское озеро. Пауль, брат Германа, часто посещал их, приезжая из Шаффхаузена, тогда как Герман часто выбирался в город своих родителей и предков Арбон, расположенный вдоль берега озера приблизительно на 25 км восточнее.

Вскоре Роршах приобрел большую популярность и симпатии у своих пациентов, не в последнюю очередь благодаря устраиваемым им для больных праздничным мероприятиям, театральным представлениям и другим развлечениям. Роланд Кун, главный врач клиники Мюнстерлинген, так отзывался о деятельности Роршаха: „Архив нашей больницы располагает большим количеством ссылок на Роршаха. Он фотографировал пациентов, и у нас еще хранятся пожелтевшие фотографии, сделанные им самим.

Записи историй болезни пациентов, написанные его красивым почерком, сильно отличаются от других, и выходят за рамки обычных историй болезни. Мне известна, к примеру, одна история болезни, в которой он рассматривал интересную проблему: у одного больного поводом для галлюцинаций послужила иллюстрация из газеты. Это соответствовало основной идее его собственного теста по толкованию чернильных пятен“. Доктор Кун добавляет дальше, что более детальное изучение этих историй болезни без сомнения могло бы способствовать лучшему пониманию некоторых неясных мест в Психодиагностике.

Свою работу в Мюнстерлинге Роршах начал с твердым намерением заняться серьезным исследованием. Самой первоочередной задачей была его диссертация. Профессор Эйген Блейлер согласился с предложенной Роршахом темой: „О рефлекторных галлюцинациях и родственных им явлениях“. Для швейцарского кандидата медицины самостоятельное формулирование темы работы было подтверждением его внутренней независимости, так как большинство студентов тогда не только работали под руководством профессоров, но также получали от них и тему для диссертации. Более трех лет, медленно и тщательно, Роршах вел свою научную работу. Наконец, 12 ноября 1912 г., в университете Цюриха ему была присуждена степень доктора медицины.

Без сомнения, толчком к диссертации послужил упомянутый выше сон, приснившийся ему после вскрытия в университете, — сон, в котором он пережил изготовление срезов его собственного мозга. Это позволило молодому ученому сформулировать ряд вопросов, например: Как возникают такие физиологически невозможные, бредовые ощущения? Как ощущения одного рода превращаются в другие? Роршах проверяет один за другим всё новые случаи галлюцинаций, которые возникают как отражения определенных восприятий. Его также интересует общий вопрос прямого и обратного переноса восприятий между отдельными областями чувств, как, например, из оптического и акустического в кинестетическое или из акустического в оптическое. Диссертация Роршаха читается нелегко. Очевидно, ее стилистическое оформление было не столь важно для автора, которому предстояло на 54 страницах изложить обширный материал. Кроме того, работа была написана на языке признаваемых Блейлером ассоциативно-психологических теорий, в терминологии которых Роршах, по-видимому, не всегда находил подходящие выражения, которые бы полностью соответствовали его идеям. Тщательное изучение диссертации показывает, как умело ему удавалось объединять клинические наблюдения на пациентах со своим знанием литературы о галлюцинациях и ходом собственных мыслей.
Личностная нота в работе такого направления особенно важна, и Роршах приводит в диссертации не только пример со своим сном, но также целый ряд других собственных наблюдений. Так, он вспоминает, как ребенком умел «переводить» зубную боль в мелодию, или как ему удавалось посредством определенных движений вызывать в памяти определенные картины знаменитых художников. Он рассказывает о своей плохой музыкальной памяти и называет себя «кинестетическим типом», или личностью с преимущественно кинестетическими образами.
К концу 1912 г., почти одновременно с защитой диссертации, Роршах публикует в журнале Zetralblatt for Psychoanalyse работу „Рефлекторные галлюцинации и символика“. В этой работе речь идет об объединении заключений из его диссертации с последними успехами психоанализа, что являлось следующим шагом на его пути к Психодиагностике.

Так как в период работы над диссертацией у него оставалось немного времени, Роршах предпринимал исследования также в других областях. Так, когда умер один из его пациентов, который неоднократно поступал в больницу в Мюнстерлинге с гебефренными приступами, аутопсия выявила опухоль шишковидной железы. Мозг пациента был доставлен в институт С. фон Монакова, знаменитого русского невролога из Цюриха, и под его руководством Роршах провел микроскопическое исследование. Он пришел к заключению, что гебефрения и опухоль мозга никак не были связаны между собой и опубликовал этот случай в медицинском журнале. Это была добросовестная, но сухая работа, и Роршаху вскоре стало ясно, что патология мозга, по-видимому, не является его сильной стороной.

Как это ни странно, но именно в это время, сам того не осознавая, он уже очень близко подошел к своим более поздним открытиям! Один из его школьных друзей по кантональной школе в Шаффхаузене, Конрад Геринг, получил должность преподавателя по старинной архитектуре в маленьком городке неподалеку от Мюнстерлинга, и друзья навещали друг друга. Геринг часто приезжал в Мюнстерлинг, где читал свои доклады с показом диапозитивов пациентам или вместе со своими учениками из школы напевал им народные песни. Роршах делился с другом художественными работами своих пациентов и практическим применением ассоциативного эксперимента Юнга. Роршах рассказал также, что разработал метод, как тестировать пациентов чернильными кляксами, сравнивая затем эти результаты с результатами ассоциативного эксперимента. Геринг предложил Роршаху провести подобные эксперименты с чернильными пятнами на своих учениках. Вот цитата из письма Геринга о его первых экспериментах с применением чернильных пятен:

„…Тогда я дал каждому из моих школьников по листу бумаги. По заданию, каждый ученик пачкал лист кляксами, складывал его вдвое, надписывал на листе свое имя и то, что он увидел в кляксах, без учета времени реакции. Затем следовал другой лист с новыми кляксами и с учетом времени реакции. Я передал эти листы Роршаху, и мы затем вместе обсуждали их. Затем я проделал другой эксперимент. Я показывал каждому ученику, отдельно от других, лист с кляксами, сделанными самим Роршахом, и фиксировал их ответы. Следующий эксперимент проводился с кляксами красного цвета, и так далее. Результаты эксперимента обрабатывал мой друг Роршах, который занимался сравниванием вербальных ответов и визуальной информации, полученных от своих пациентов, с ответами других взрослых“.

Основная цель, которую преследовал Роршах, заключалась в попытке выяснить, проявляли ли талантливые ученики больше фантазии по сравнению с менее талантливыми. К сожалению, многочисленные рисунки с кляксами, выполненные им в те времена, пропали. Эти эксперименты с чернильными кляксами проводились в 1911 г. и, как сообщает Конрад Геринг, были заброшены Роршахом, так как его все больше стал интересовать психоанализ. В Цюрихе, в период с 1909 по 1913 г.г., существовала группа психоаналитиков, к которой принадлежали профессор Эйген Блейлер, Карл Густав Юнг, Альфонс Медер, Людвиг Бинсвангер, Оскар Пфистер и другие. Вероятнее всего Роршах примкнул тогда к этой группе, все больше и больше занимаясь фрейдовским подходом и даже анализируя пациентов из клиники Мюнстерлингена.

В период между 1912 и 1914 гг. в одном из первых психоаналитических журналов „Вестник психоанализа“ („Zentralblatt f?r Psychoanalyse“) была опубликована серия коротких рефератов, примечаний и рецензий Роршаха.

В работе о клиническом случае „неудавшейся сублимации“ он показал, как вытесненное психическое содержание проложило себе обратную дорогу в сознание пациента. В опубликованной в журнале „Час и время“ („Uhr und Zeit“) статье он высказал предположение, что интерес некоторых невротиков к часам есть возврат к бессознательной тоске по материнской груди, причем тикание часов может символизировать биение сердца матери.

В рассказе „Кража лошади в сумеречном состоянии“ повествуется об эпилептике, который украл лошадь и две телеги. В этом абсурдном правонарушении Роршах находил бессознательный смысл или, точнее, сгущение нескольких бессознательных мотивировок, какие обычно имеют место во сне. При этом в качестве вспомогательного метода он использовал ассоциативный эксперимент Юнга.

Короткое исследование „О выборе друга у невротиков“ указывает на то, что этот выбор (как и любовный) определяется обликом родителей. Статья „Аналитические замечания о картине шизофреника“ — это короткая, но интересная интерпретация произведения психотика, который, копируя картину „Тайная вечеря“, представлял себе Христа и апостолов (но не Иуды) с длинными женскими волосами. Другое, более продолжительное, исследование рисунка шизофреника содержит тонкий анализ связей между различными чувствами.

К началу 1913 г. Роршаху было 28 лет, он имел ученую степень доктора наук, 4-х летний опыт работы в клинике и был автором нескольких интересных научных публикаций. Так постепенно он становился все более известным в психиатрических и, особенно, в психоаналитических кругах. Наступил черед реализовать свой «русский» план. Разумеется, это было связано с большими трудностями, чем предыдущие посещения России, так как для получения разрешения на врачебную работу в России необходимо было выполнить целый ряд процедур. В апреле 1913 г. он расторгнул свой договор с клиникой Мюнстерлингена и вскоре устроился на короткое время на работу в клинику Мюнсинген близ Берна, где проработал в должности ассистента до конца ноября. В начале декабря 1913 г. он покинул родину и направился в Россию, где, как он полагал, его ожидала блестящая карьера.

РОССИЯ (1913/14)
В некоторых источниках иногда утверждается, что Роршах долгое время находился в России, где много лет работал психиатром. Вне всякого сомнения, это преувеличение. Простой расчет показывает, что, оставив свою должность ассистента в Мюнсингене в начале декабря 1913 г. и приступив уже в июле 1914 г. к работе в Waldau, он не мог пробыть в России больше семи месяцев. Не следует забывать также, что в течение этого времени он предпринял как минимум две поездки по России — на Волгу и на север страны, где жили родственники его жены.

Фото проекта Российская Империя в цвете:
реконструкция дореволюционных фотографий на стеклянных пластинах из чёрно-белых в цвет
Цветные фотографии Российской Империи на сайте http://veinik.by

В санатории Крюково (под Москвой) он нашел хорошо оплачиваемую работу, что освобождало от необходимости иметь разрешение на медицинскую практику в России. Они с женой поселились вне санатория, в котором Роршах получил интересную, но отнимавшую много времени работу. Но затем он вдруг оставил эту превосходную должность и возвратился в Швейцарию. Что же произошло? Известно мнение, что он соскучился по видам синих вод Боденского озера. Другие считали, что он очень сильно любил Россию и поэтому опасался позабыть свою настоящую родину и больше никогда не вернуться в Швейцарию.

Госпожа Роршах вспоминала, что на самом деле он не был по-настоящему удовлетворен своим делом, которое отнимало массу времени и не давало возможности заниматься научными исследованиями, которые он считал своим истинным призванием (Хенри Эленбергер в сноске поясняет западным читателям, мало знакомым с обычаями России: „Русские действительно очень много говорят и могут бесконечно дискутировать. Со временем, однако, начинаешь ощущать потребность в одиночестве, досуге, внутренней собранности. Российская открытость была действительно хороша, однако даже самые интересные темы способны отнимать у человека столько свободы, что возникает чувство, что ты более не принадлежишь себе самому.

Госпожа Роршах писала: „Крюково было интересным местом, однако аристократические пациенты полностью отбирали у Германа его силу и его время, так что у него вовсе не оставалось времени на досуг или даже на то, чтобы собранный материал записать в свой дневник и реализовывать его. Герман как-то сказал мне, что он как художник, который стоит перед красивым ландшафтом без холста и красок“. „Я полагаю, что едва ли у Германа после его российского опыта позднее возникло серьезное намерение еще раз приехать работать в Россию. Это желание, однако, сохранялось у его жены. Прим. издателя)

Какой бы ни была главная причина, Роршаху стало ясно, что неплохо было бы отложить на несколько лет окончательную эмиграцию и вернуться в Швейцарию, и он уехал из России. Между тем, после возвращения в Швейцарию выяснилось, что он потерял свое место в Мюнстерлинге. Правда, вскоре удалось найти скудно оплачиваемую должность ассистента в лечебнице Вальдау под Берном, — работу, к которой он приступил в июле 1914 г. Вскоре после этого вспыхнула Первая мировая война, и он оказался оторванным воюющими государствами от своей жены, оставшейся на время в России.

ВАЛЬДАУ (1914/15)
В Вальдау Герман Роршах проработал с июля 1914 г. до середины октября 1915 г. Эта новая должность была хуже оплачиваемой и, вероятно, менее интересной, чем в Мюнстерлинге. Ее основным преимуществом было, однако, то, что здесь он имел возможность продолжить занятия наукой. В то время в Швейцарии было всего три неврологических лечебницы, которые одновременно были психиатрическими больницами при университете. Это были клиники Фридмат в Базеле, Вальдау под Берном и Бургхёльцли в Цюрихе. В те времена среди врачей-психиатров ходила следующая шутка: „Если хочешь быть сытым, езжай работать во Фридмат; хочешь крепко спать — езжай в Вальдау; а если хочешь чему-то научиться, то тебе дорога в Бургхёльцли“. Однако получить должность во всемирно известной клинике Бургхёльцли было в высшей степени трудно, и Роршаху пришлось довольствоваться клиникой Вальдау. Там работали два более высоких по должности психиатра, В. Моргенталер и E. Фанкхаузер, с которыми у Роршаха сложились тесные дружеские отношения. Моргенталер был практичным и энергичным мужчиной, позднее написавшим учебную программу для медицинского персонала швейцарских нервных клиник, а также отличное пособие по уходу за душевнобольными. В дальнейшем он основал интересный музей истории психиатрии, который и по сей день существует в Вальдау. В те времена Моргенталера интересовали художественные произведения душевнобольных, и Роршах помогал ему собирать материал для этих исследований.

Много лет спустя Моргенталер проявил себя верным другом Роршаха, оказав ему помощь в публикации Психодиагностики и способствуя распространению методики после смерти Роршаха. Фанкхаузер, напротив, был скорее ученым и полным оригинальных идей мыслителем. В то время он занимался анатомическими исследованиями мозга и теорией возбуждения, которая позднее, возможно, оказала большое влияние на представления Роршаха.

Во время пребывания в Мюнсингене в 1913 г., до Роршаха дошли слухи о некоторых странных религиозных сектах, в том числе о неком Бинггели, основателе одной из таких сект, который находился в клинике Мюнсинген с 1869 по 1901 гг. Это заинтересовало его настолько, что он посетил старого мужчину в его деревне. Интерес к новому пробудился в Роршахе с особой силой после возвращения из России, поэтому изучению этой и других сект он посвящал большую часть своего свободного времени. К своему удивлению он установил, что на собственной родине, неподалеку от места его проживания, имелись религиозные секты, не менее необычные, чем русские, о которых было так много написано.

Доктор Карл Хеберлин, в 1915 г. профессор философии в Бернском университете, рассказывал, что его посетил молодой психиатр, с воодушевлением сообщивший о своих исследованиях и твердо убежденный в том, что исследование швейцарских сект может стать делом его жизни. Чтобы встретиться с этими людьми и изучить их обычаи, Роршах отправился в далекий Шварценбург. Здесь он изучил также родословные семей и собрал многочисленные документы в архивах и библиотеках Берна.

Йоханнес Бинггели, пациент Мюнсингена, основал вблизи города Шварценбург „лесное братство“, состоявшее из большого числа приверженцев и небольшого круга торжественно посвященных. Этих последних он учил, что пенис свят, и повелевал ему поклоняться; его моча называлась «небесной каплей» или «небесным бальзамом», и выдавалась как лекарство или вместо вина при Святом причастии. Половые сношения с ним рассматривалось в качестве средства изгнания демонов из юных девушек. В итоге Бинггели был арестован за инцест со своей дочерью.

Роршах установил, что секта Бинггели восходит к более старой секте Антона Унтернэрерса, который проповедовал святость инцеста еще в конце XVIII века. Предок Бинггели был главой общины апостолов Унтернэрерса вблизи Шварценбурга. Сам же Унтернэрерс также имел своих предшественников – секту „Шмидлиан“ (Schmidlian). Роршах установил, что и в предшествовавшие века, наряду с «нормальными» сектами, как анабаптисты, Богемские братья и катареры, существовали секты, подобные сектам Бинггели и Унтернэрерса, причем все – именно в этой местности. Документальные доказательства уходят корнями в глубину XII века, однако и до того, несколькими столетиями раньше, эта местность была питательной средой для арианских Хэрези. Эти исследования позволили Роршаху создать общую картину религиозных сект Швейцарии — великолепный синтез религиозной психологии, социологии, психопатологии и психоанализа. Он доказал, что секты всегда встречались в местностях, совпадавших с родовыми границами, и у населения, религиозное воодушевление которых находилось в резком контрасте с отсутствием политических интересов. Далее Роршах доказал, что распределение сект точно соответствовало местам обитания ткачей на территории Швейцарии.

Среди этих жителей существовали «сектантские ядра», или семейные группы, которые на протяжении столетий из поколения в поколение почитали приверженцев основным элементом сект. (В случае Бинггели Роршах установил, например, что в течение четырех столетий десять его предков сыграли в жизни таких сект важную роль). Среди приверженцев Роршах различал две группы: активные, обычно алкоголики или невротики, компенсировавшие свой комплекс неполноценности миссионерской деятельностью, и пассивные, у которых вспышка вытесненного либидо вызывала внезапный перенос на одного из глав сект. Руководителей сект он также разделял на два типа: пассивные, которые использовались общиной, оставаясь без значительного личного влияния, и активные, называвшие себя пророками. Последние были либо, как Бинггели (которого Роршах определял как истерическую личность), невротиками либо шизофреники, как Унтернэрер. В соответствии со взглядами Роршаха, шизофреничный пророк оказывает значительно более сильное влияние; его обучение содержит не только „низменную мифологию“ невротического пророка, происходящую из его личных комплексов, но и „высокую мифологию“, берущую начало от архетипов из глубины бессознательного, и способную произвести более глубокое впечатление на своих приверженцев. Можно только сожалеть о том, что Роршах оставил незаконченными свои труды о религиозных сектах Швейцарии, однако у нас есть все же как минимум два очень интересных фрагмента, а именно сообщения о жизни и учении Бинггели и Унтернэрера в свете психоанализа.

Учитывая, что Роршах занимался сектами только в свободное от работы время, мы можем отметить, что он провел свое исследование на редкость быстро, практически в течение чуть больше года. Количество собранного материала было так велико, что для его обработки требовалось много времени. Между тем, из России возвратилась его жена Ольга, и теперь низкой зарплаты в Вальдау было уже недостаточно. Как раз в это время освободилось место главного врача в доме для душевнобольных в Херизау, где его заявление на работу было принято. Он покинул Вальдау 20 октября 1915 г. и 1 ноября приступил к своей новой работе.

ХЕРИЗАУ (1915-1922)
Лечебница Кромбах в Херизау была кантональной психиатрической лечебницей кантона Аппенцелль, что в восточной Швейцарии, недалеко от австрийской границы. Она была совсем недавно отстроена и считалась одним из самых современных лечебных учреждений Швейцарии. Это была одна из немногих больниц, которые были построены по так называемой „павильонной системе“. Вместо одного- единственного большого здания, она состояла примерно из дюжины домов, построенных по кругу на вершине холма на краю городка Херизау. На первом этаже главного корпуса находилась канцелярия, тогда как главный врач, доктор Коллер, жил на первом этаже, а у старшего врача была своя квартира на втором этаже.

Обязанности старшего врача были очень разнообразны. На 300 пациентов учреждения приходилось только два психиатра (главный врач и старший врач), без ассистентов, социальных служащих и секретарш. Легко можно представлять себе, что нагрузка на врачей была очень велика. Тем не менее, Роршах ввел ряд новшеств: в 1916 и 1917 гг. он организовал учебный курс для обслуживающего медицинского персонала (в те времена в лечебных учреждениях Швейцарии такие курсы были неизвестны). Через два года был принят на работу ассистент. Из трех сменившихся в последующие два года (в 1919 и 1920 гг.) ассистентов, двое были учениками Роршаха: Георг Рёмер и Ханс Бен-Эшенбург.

Кантон Аппенцель во многих отношениях отличался от других местностей, в которых до сих пор работал Роршах. В Тургау, родном кантоне своих родителей, он полностью чувствовал себя как дома. В Мюнсингене и Вальдау он познакомился с жителями Берна и научился ценить их серьезность и добродушие. В противовес этому, Роршах, по-видимому, так и не смог принять некоторых черт Аппенцельского характера, например пристрастия к злобным шуткам. Большое различие между ментальностью жителей Берна и Аппенцеля наблюдалось и в клинической картине психических заболеваний. Эти различия крайне интересовали Роршаха, и он позже кратко обратился к ним в Психодиагностике.

Хотя зарплата старшего врача считалась по тем меркам относительно хорошей, жизненные издержки семьи возросли после рождения 18 июня 1917 г. дочери Елизаветы и 1 мая 1919 г. сына Вадима.

По швейцарским понятиям, Херизау находился в захолустье, далеко от крупных интеллектуальных центров страны, таких, как Цюрих, и был не самым привлекательным местом. Тем не менее искушенный Роршах с самого начала решил извлечь максимальную пользу из своего пребывания в этом городе и написал там несколько научных работ.

В первой он опубликовал весьма интересный случай, который исследовал в Вальдау, и который имел определенное сходство с описанной в Мюнстерлинге „Кражей лошади в сумеречном состоянии“. И если в первом случае он, сожалея о невозможности применения гипноза в психоанализе, пытался устранить амнезию пациента посредством юнговского ассоциативного эксперимента, то на этот раз Роршах объединил гипноз, метод свободной ассоциации и ассоциативный эксперимент, после чего сравнил результаты. Пациент был швейцарским солдатом, который был арестован за недозволенный уход из военного подразделения, когда он не вернулся на службу из отпуска. При аресте он пришел в замешательство, не мог ясно вспомнить о велосипедной аварии, случившейся с ним за два дня до этого и после которой он вообще не мог ничего вспомнить. Три эксплоративных метода давали заметно различающиеся результаты. Свободные ассоциации быстро ввели пациента в состояние живых мечтаний, очень похожие на сумеречные состояния, и содержали много элементов его первоначального сумеречного состояния. Юнговский ассоциативный эксперимент ничего похожего в итоге не дал, но во многом указывал на более существенные постоянные комплексы пациента, например, на его глубокую антипатию к отчиму. Гипноз не подтвердил наличие сумеречного состояния, однако, как это ни странно, выявил, преходящий эпилептический бред, который наступил внезапно во время спутанного сознания: пациенту казались искаженными улицы и фонарные столбы, дома были красного цвета, а одетые в густой черный цвет люди были либо неестественно велики, либо малы, и казались пациенту очень странными. Три метода очень хорошо дополняли друг друга в исследовании не осознающего себя пациента.

Кроме того, Роршах послал несколько статей в „Швейцарском Этножурнале“ (Zeitschrift Schweizer Volkskunde). Они содержали популярные в народе магические формулы, но прежде всего описание „Убийства из Абэрглаубен“. В одной крестьянской семьей произошел целый ряд несчастных случаев. Соседи, старая супружеская пара, «призывали волшебные силы», когда после некоторого инцидента „старая ведьма“ была застрелена одним из членов этой семьи.

Эти статьи, однако, были только побочным занятием, и Роршах занимался, прежде всего, своей работой о швейцарских сектах. Он занялся упорядочением обширного материала, и 12 ноября 1916 г., спустя год после прибытия в Херизау, представил в швейцарское психиатрическое общество в Невшателе свои первые сообщения на эту тему. Этот реферат имеет огромную ценность, так как помогает нам проследить за основным ходом мысли и общим планом книги, которую Роршах собирался опубликовать, и о которой тогда сообщил. Этот план он никогда не выпускал из поля зрения. Свое следующее сообщение на эту тему он доложил на швейцарском психологическом обществе в Цюрихе 12 и 13 октября 1918 г.; позже он докладывал о Бинггеле и Унтернэрере на Швейцарском психоаналитическом обществе . В письме священнику Оскару Пфистеру он, за несколько недель до смерти, снова вернулся к теме о книге, упомянув, что это будет солидное издание из 400 — 500 страниц.

Между тем он не ограничился этой темой. С давних пор один из его основных интересов лежал в области психоанализа. Уже в Мюнстерлинге в 1912 и 1913 гг. он применил психоаналитический метод в лечении нескольких пациентов. За время отсутствия Роршаха в психоаналитических кругах произошли некоторые изменения. Перестала существовать действовавшая в Цюрихе в 1909–1913 гг. первая психоаналитическая группа. Фрейд значительно расширил свое учение: вместо осознания неосознанных представлений и конфликтов, психоанализом стали называть динамику переноса, и Фрейд собирался провозгласить этот метод „Метапсидиологией“ („Metapsydiologie“).

Психоаналитическое движение распространялось по всему миру, и после окончания Первой мировой войны некоторые швейцарские сторонники обдумывали создание новой швейцарской группы. 10 февраля 1919 г. Оскар Пфистер, Эмиль Оберхольцер и его жена Мира Оберхольцер разослали около 50 соответствующих писем. 21 марта в Цюрихе состоялось учредительное собрание, в котором принимали участие три учредителя и восемь других психиатров, в том числе Герман Роршах, который был избран вице-президентом, тогда как президентом стал Эмиль Оберхольцер. Первое официальное собрание состоялось 24 марта в присутствии нескольких иностранных гостей. Важно отметить, что первые два заседания были посвящены преимущественно психопатологии религии. На третьем заседании Кильхольц сделал сообщение о Якобе Бёме; на четвертом и пятом собраниях Роршах докладывал о случаях Бинггелиса (11 июля) и Унтернэрерса (19 сентября), тогда как на шестом Морель рассказал о „таинственной концентрации внимания на внутренних переживаниях“. В последние три года жизни Роршах играл значительную роль в работе Швейцарского психоаналитического общества не только в качестве вице-президента, но и благодаря четырем своим научным докладам, о двух из которых (швейцарские секты) мы уже упоминали. Другие два касались его Психодиагностики. Вскоре выяснилось, что атмосфера в психоаналитической группе была, по мнению Роршаха, гораздо более открытой, чем в Швейцарском психиатрическом обществе. Его идеи воспринимались здесь с интересом, и многие из его коллег — психоаналитиков, как например Оберхольцер и Цуллингер, учились у него тесту. Свои анализы он проводил также в небольшой группе пациентов в Херизау. Сам он, правда, не подвергался анализу, так как в то время психоаналитический тренинг (собственный анализ) еще не был обязательным. А на призывы своих коллег пройти такой анализ он отвечал, что не считает это необходимым.

Между тем основные интересы Роршаха претерпели решающее изменение. Как уже упоминалось, он приехал в Херизау с твердым намерением обобщить богатый материал о швейцарских сектах и подумывал о серьезной книге. Однако он внезапно оставил это намерение и начал усердно работать над тестом чернильных пятен — своей Психодиагностикой. Что же произошло?

Не может быть никаких сомнений в том, что стимулом послужило исследование молодого варшавского студента Шимона Хенса (Szymon Hens). Хенс с 1912 по 1917 гг. учился в Цюрихе, работая некоторое время в поликлинике этого города. Он разработал собственный тест чернильных клякс и в конце 1917 г. с согласия профессора Блейлера опубликовал его в своей диссертации. Эта работа, естественно, напомнила Роршаху о его более ранних опытах с Герингом в 1911 г. в Мюнстерлинге и подтолкнула его к идеям, которые, осознанно или неосознанно, занимали его сознание с тех пор.

Теперь Роршах все больше и больше отдавал себя новому научному направлению. В очень короткое время он написал, выполняя одновременно обязанности старшего врача, вице-президентскую работу в обществе психоанализа и продолжая занятия темой швейцарских сект, свою Психодиагностику.

Разработка таблиц, их проверка на пациентах и на здоровых испытуемых, написание книги и ее трудная публикация, на все это потребовалось чуть больше, чем три года. В июне 1921 г. работа увидела свет.

Как известно, первоначально Роршах предложил 15 таблиц с кляксами. По разным «техническим» причинам издательство отказало в пяти, и Психодиагностика вышла из печати с 10 кляксами.

Но уже в процессе и после завершения долго тянущегося опубликования психологические взгляды Роршаха приняли новые формы, и его стали занимать новые возможности теста. Вскоре после публикации книги он рассматривал изложенные в ней представления как устаревшие. Его последнее сообщение на обществе психоаналитиков от 18 февраля 1921 г. дало его коллегам надежные отправные точки как для улучшения представленной в книге техники, так и для усовершенствования метода интерпретации. Очевидно, он смог обнаружить новые пути, обещавшие окончательный и полный успех.

Судьба, однако, распорядилась иначе. Шесть недель спустя друзей потрясло сообщение о внезапной и неожиданной смерти Роршаха. Ему было 37 лет.

СМЕРТЬ (2 АПРЕЛЯ 1922).
В биографии Роршаха немного найдется событий, так густо окутанных легендами, как события, имевшие место непосредственно перед и во время его смерти. Лучшее, что мы можем сделать, это обобщить несколько неоспоримых фактов в их трагической простоте.

1 апреля 1922 г. Герман Роршах был доставлен в больницу Херизау в остром угрожающем состоянии. Всю последнюю неделю он страдал от болей в нижней части живота, но, несмотря на рекомендации нескольких врачей, не обратился за помощью в больницу. Главный врач, доктор Лоосер, диагностировал тяжелый диффузный перитонит с разлитием желчи. Пробная лапаротомия показала, что состояние было уже неоперабельным. Единственной хирургической помощью было введение резиновой дренажной трубки в разрез раны и дренирование газом через параллельное отверстие. После операции производились внутривенные вливания. На следующий день, в 10 часов утра 2-го апреля 1922 г., пациент умер. На последовавшем на следующий день вскрытии врачи не могли с уверенностью установить, было ли причиной смерти острое воспаление или перфорация слепой кишки.

Герман Роршах был похоронен 5 апреля на кладбище Нордхайм в Цюрихе. Надгробную речь на траурной церемонии сказал его старый друг, священник и психоаналитик Оскар Пфистер. Он говорил о стоическом самообладании Роршаха и его христианском поведении перед смертью.
Профессор Эйген Блейлер назвал смерть Роршаха трагической и незаменимой потерей не только для его семьи, его друзей и коллег, но и для науки, и с сожалением признал тот факт, что никто из них не сможет продолжить и завершить дело, начатое этим гениальным исследователем.

На могиле Роршаха выполнена надпись:

Доктор медицины
1884-1922
Психиатр

ЛИЧНОСТЬ ГЕРМАНА РОРШАХА
Герман Роршах был высоким, худым, белокурым мужчиной с оживленными движениями и жестикуляцией и выразительной, живой мимикой. В обращении с другими людьми он поначалу часто казался сдержанным, однако был приветливым и остроумным, сохраняя спокойствие и уравновешенность. За его прирожденной скромностью и невзыскательностью не сразу можно было разглядеть изобилие талантов. Как сообщают его друзья, если тема его интересовала, Роршах мог быть увлеченным собеседником. Он владел очень редким талантом объединять воедино различные области знаний. Не может быть никаких сомнений в том, что по своей природе он был художественной личностью. Постоянными усилиями он развивал и совершенствовал свой талант к рисованию, и большое число его рисунков, прежде всего сохранившиеся до наших дней альбомы, позволяют в полной мере оценить его художественный талант.

Не удовлетворяясь голыми впечатлениями, он всегда стремился к большему сходству с природой. Особенно талантлив был он в передаче человеческих движений, поз и лиц, владея удивительной способностью делать эскизы на себя самого в различных позах, в которых он был запечатлен как бы издали глазами другого. Напротив, изображения животных и ландшафтов удавались ему меньше. Об этом свидетельствует, в частности, недостаточная глубина и передача светотеней в его рисунке церкви Василия Блаженного в Москве. Красками он не рисовал, однако иногда раскрашивал свои рисунки. Его талант был, скорее, в изображении форм, чем в употреблении цвета.

Госпожа Роршах рассказывала, что любимым цветом её мужа был синий цвет горечавки. Не случайно он неоднократно упоминает в Психодиагностике, что синий цвет — это любимый цвет людей, стремящихся к самообладанию.

Помимо того, что он сам занимался художественным творчеством, Роршах был также отличным критиком искусства, и некоторые его замечания о швейцарском художнике Ф. Ходлере и других, которые мы находим в его трудах, очень интересны. Он проявлял живой интерес к художественным творениям психических больных. Как рассказывал Конрад Геринг, Роршах раздавал своим пациентам в Мюнстерлинге бумагу, краски и глину, и затем изучал их произведения.

Доктор Моргенталер вспоминал, что Роршаху было интересно побуждать к рисованию своих пациентов в Вальдау, и что многие художественные творения шизофреников, которые можно увидеть в музее Вальдау, появились на свет только благодаря постоянным усилиям Роршаха. Один из его лучших друзей, доктор Вальтер фон Вюсс из Цюриха, рассказывал, что в студенческие годы Роршах охотно посещал выставки картин, причем его всегда интересовал вопрос, как та или иная личность реагировала на определенные произведения искусства.
В противоположность изобразительному искусству, музыка не играла значительной роли в его жизни, хотя он и научился играть на скрипке. Больше других ему нравились народные песни и романтичная музыка.

В то же время, он всегда живо интересовался театром. В Мюнстерлингене Роршах, будучи ассистентом, часто и с удовольствием устраивал театральные представления для пациентов, при этом основной интерес он проявлял к декорациям и руководству игрой исполнителей. Он сам не писал театральные пьесы и не играл в них, хотя иногда декламировал и наряжался в костюмы. Переодеваться он любил, сохранилось много фотографий, на которых его можно увидеть в разных костюмах. Он ценил комедии, но не трагедии или драмы.

Талант Роршаха к языкам не уступал художественному. Кроме немецкого языка и шаффхаузенского диалекта, он бегло говорил на французском и хорошо владел итальянским. Во время учебы медицине он выучил русский язык, и уже после первого пребывания в России пусть даже несколько медленно, но без ошибок и с отличным произношением говорил по-русски. По-русски он говорил со своей женой и читал вместе с ней большое число русских авторов. Глубоко восхищался русскими классиками Пушкиным, Толстым и прежде всего Достоевским, и даже однажды перевел для газеты роман Леонида Андреева на немецкий язык (Автор на указывает названия романа. Это либо Жизнь Василия Фивейского (1903), либо Губернатор (1905), либо Иуда Искариот (1907). Прим. Переводчика ). Своим друзьям он с гордостью показывал автограф Толстого, подарок одного русского, знакомого с великим писателем. Без сомнения, Роршах был не только большим поклонником России, но и одним из немногих западных европейцев, которые по-настоящему понимали русскую культуру.

Его естественнонаучные интересы, очень живые в период учебы, позже, разумеется, отступили на задний план. За одним исключением: во время пребывания в Мюнстерлингене он приобрел обезьяну, которую несколько месяцев содержал в больнице и движениями и гримасами которой восхищался. Доктор Минковский сообщает, что Роршах часто показывал эту обезьяну шизофреникам, используя их реакции для своих исследований. Однако эти эксперименты не были систематически обобщены.

Интерес Роршаха к различным областям этнологии, по-видимому, постоянно возрастал. Несколько цитат и намеков из ранних статей указывают на его интерес к фольклору, и позднее он собрал обширный материал о народных обычаях и суевериях. Его интерес к этнографии все больше и больше концентрировался в области религиозных сект. В течение последующих лет это переросло в большой интерес к различным формам проявления религиозности, прежде всего, религиозному познанию. Благодаря исключительной способности связывать воедино и систематизировать свои знания, получился великолепный синтез религиозной истории, социологии и психопатологии.

Хотя Роршах был не особенно одарен в ремеслах, он освоил профессию столяра, благо в клинике Херизау имелась возможность работать в мастерских. В свои свободные дни он часто проводил несколько часов в столярной мастерской, где изготовлял маленькие кровати и другие игрушки из дерева для своих детей или рамки для фотографий и рисунков. Однажды он даже изготовил очень красивую, раскрашенную в старом русском стиле, шкатулку для своей жены.

Его любимым видом спорта были пешеходные прогулки, а во время жизни в Мюнстерлингене также частое катание на лодке и плавание. Другим его хобби было фотографирование.

Швейцарец немецкого происхождения не имеет, в общем случае, определенных увлечений (которые часто считаются даже несолидным делом), и скорее склонен продолжать свою работу даже в свободное время или в праздники. Что касается его рабочих привычек, то главной его отличительной чертой была, пожалуй, та скорость, с которой он работал, не создавая при этом ни малейшего впечатления поспешности. После одного краткого интенсивного занятия он мог легко переключаться на другое. Другой отличительной чертой Роршаха была его манера организовывать свой досуг. Роршах, напротив, отвлекался от своих научных проблем и предпочитал проводить вечера дома за чтением или рисованием. Это в высшей степени индивидуальное качество очень отличалось от типичного швейцарского подхода к работе, отличавшегося осторожной, глубокой и длительной концентрацией на одном деле.

В часы досуга он редко вспоминал о своих профессиональных и научных интересах и проводил резкую разграничительную линию между работой и личной жизнью. Не будучи альпинистом, он любил бывать в горах Тессина или Северной Италии. В отпуске он никогда не читал даже газет, довольствуясь тем, что расспрашивал жену о последних новостях. Только немногие, пожалуй, могут понять, как далеки были на самом деле его творческие достижения от этого мнимого безделья. Он никогда не смог бы разработать свои тестовые таблицы с пятнами, если бы не был одаренным творческим художником. Его основные психологические концепции, в которых сам тест представляет только ее небольшую часть, вскрывают истинную и грандиозную глубину его личности, чему способствовало его разнообразное и высоко-отточенное образование.

Свойственная от природы сдержанность, которая иногда принималась другими за самонадеянность, сразу же исчезала при более близком контакте с ним — в этом единодушно сходились как его коллеги, так и пациенты и обслуживающий медицинский персонал. Социальные различия мало значили для него. У него был широкий круг знакомых, но только несколько близких друзей.

Одна из его самых главных основных черт кажется piet?s (Piet? (ит.) — преданность; сильная привязанность) в первоначальном смысле слова: простое, естественное отношение без формальности или преувеличенной конфиденциальности к тем людям, с которыми он был связан – родителям, братьям и сестрам, женщинам, детям, кругу друзей и знакомых.

Его сводная сестра, госпожа Мёкли, рассказывала, что каждый приезд Германа во время своих исследований в Шаффхаузен каждый раз был праздником, и помнила, насколько приветливым он был со своими младшими братьями и сёстрами. «Так как я едва ли знала своего отца, он был для меня в одном лице воплощением отца, брата, друга и советчика», рассказывала она. Он никогда не уставал делать рисунки для своих детей, записывать их высказывания или вырезать для них животных из дерева. Его pietas относилось также к своим предкам. В доме на Сэнтисштрассе в Шаффхаузене еще можно увидеть портрет дедушки Видэнкеллер и нарисованную Роршахом картину, изображающую дом Видэнкеллеров в Арбоне. Своему брату Паулю он сделал на свадьбу превосходный подарок — удивительно красиво расписанное различными цветами родословное дерево семьи Роршахов — результат его генеалогических изысканий в Арбоне. Он даже представил подробности из жизни его предков, выполнив их в полных богатым воображением картинах. За исключением общих событий мирового значения и русской революции, он не особенно интересовался политикой. Госпожа Роршах рассказывала, правда, что для газеты Херисау он написал несколько статей о проблеме коммунизма.

В противоположность своим многочисленным научным и художественным талантам, Роршах был исключительно непрактичным в финансовых вещах и в профессиональной конкуренции, ему недоставало определенного здорового эгоизма в отстаивании своих прав. Реализовать деловой план и обменять знания на звонкую монету – это искусство было ему совершенно неведомо. Как результат, его оплачивались его достижения и работа предельно недостаточно.

Госпожа Роршах также рассказывала, что он в какой-то период заработал на жизнь своим тестом всего 25 франков.

Вопреки этим слабостям, он, как кажется, полностью осознавал ценность и значение своих идей. О последних, однако, он крайне редко рассказывал, да и то только тогда, когда был уверен в настоящем интересе и настоящем внимании собеседника. Можно предположить, что он испытывал глубокое почтение перед загадками космоса, жизни и человечества. В этом смысле он был религиозным человеком, хотя обычной религии и церковной жизни он, кажется, уделял немного внимания. Роршах был знаком с произведениями немецких романтических философов и с общей картиной интеллектуального развития в ходе истории, проявившегося в разнообразии жизни народов и отдельных людей. Эти идеи занимали его мысль как поиск ключа к расшифровке и пониманию этих разнообразных форм человеческих проявлений — ключ, который, как он полагал, лежит в области творческой фантазии. К концу своей жизни он полагал, что нашел окончательное решение этих проблем. Он представил их, пусть в неполной и неясной форме, в своем самом значительном труде — Психодиагностике.

Приложение. Воспоминания Анны Бертольд-Роршах о брате Германе.

Воспоминания Анны Бертольд-Роршах

«Вообще, я не могу припомнить чего-то важного или особенного из нашей юности. Я также не могу рассказывать о Германе, не упомянув о себе и Пауле; если мы что-то и испытывали и переживали в детстве, то почти всегда вместе.

Мать и отец понимали друг друга очень хорошо и вели гармоничную семейную жизнь. К нам, детям, всегда было прекрасное отношение, мы были всегда ухожены, и лишь со временем, став взрослее, и сравнивая себя с другими, отдаешь себе отчет в том, насколько ценным является такое обхождение в детском возрасте.

О первой квартире в районе „Грубэн“, в Шаффхаузене, которую мы снимали у семьи Шпан, и где я родилась 10 августа 1888 г., я лишь припоминаю, что кто-то из семьи работал в миссии и привез нам, детям, в подарок из какой-то далекой страны прекрасные маленькие раковины, которыми мы очень гордились. Герман часто мог внимательно вслушиваться в шум моря большой раковины, что производило на него невероятное впечатление.

В «Доме Табор» на горе Гайзберг мы вскоре получили большую квартиру. В ней 10 декабря 1891 г. появился на свет Пауль. Это была очень большая радость для всех нас, и я вспоминаю о празднике крещения в старой церкви. Еще лучше запомнилась последовавшая трапеза за столом, где всем было весело в широком семейном кругу.

Когда Герман заболел корью, мне строго запрещалось заходить в комнату, где он лежал. Отец же с матерью навещали Германа, у него была коробочка, и отец сделал Герману удивительно красивых кукол из шелковой бумаги, которые танцевали у Германа в маленькой шкатулке со стеклянной крышкой. Пауль был слишком мал для игр, а я, пользуясь моментом, пока родители не видят, проскользнула в одно мгновение в комнату и в кровать к моему любимому брату. Когда мать впоследствии обнаружила меня там, она сердечно рассмеялась и сказала: «Ну, так и быть, оставайся вместе с Германом». Так мы провели великолепные дни вдвоем во время его болезни корью.

Наш домоправитель, господин верховный преподаватель Шёнхольцер, имел двух сыновей и дочь, которые были на пару лет старше нас. Для Германа они были достойными партнерами в играх, и наши родители очень тесно дружили.

Нашего отца особенно ценили за его общительность и доброту, а также за его юмор. Ежегодно в нашем доме проходило «окормление ветчиной», как мы дети тогда называли эту церемонию. Приглашались коллеги отца по школе, для уютного проведения совместного вечера варился громадный кусок ветчины. Мы, дети, естественно, не могли принять в нем участие и получали всегда наши порции заранее, и веселились вместе с другими. Для нас это всегда был особенно волнующий, полный радости день.

Однажды мы играли в саду перед фонтаном, как вдруг перед воротами остановилась, о страх! машина. Из нее вышел немолодой человек в одежде иностранца, поднял на руки Германа и крепко поцеловал его. Такого рода нежности с посторонними были для нас крайне редки. Поэтому мы страшно перепугались и убежали. Как позже выяснилось, приветливый чужой господин просто перепутал Германа с сыном нашего домоправителя.

Мы прожили в «Доме Табор» примерно три-четыре года. Это было прекрасное, мирное время. Маленький толстушка Пауль рос к всеобщей радости.

Мы вновь поменяли квартиру. Герман и я пошли в школу, дорога до района «Tabor» была неблизкой. На горе Эммерс возникли школы, на кооперативной основе строилась масса новых жилых домов. Отец решил там приобрести часть дома. Однако новая квартира не принесла счастья в нашу семью. Мать страдала от сахарного диабета, и вскоре скончалась от этой болезни. Герману тогда было двенадцать лет, а мне только восемь. Мы еще не до конца могли понять тогда глубину потери.

Отец дарил нам всю свою любовь, учил нас разбираться в цветах и деревьях и любить их, собирал с нами бабочек и жуков, совершал длинные прогулки; он охотно читал нам рассказы и пытался заполнить возникшую пустоту. С весьма благочестивой экономкой мы учили наизусть псалом Feldblumen, Kornraden, Mohn und Kornblumen

В это время, думаю, когда я была на каникулах в Санкт-Галлене, я получила первое письмо от моего брата. Он пробудил во мне такую сильную тоску по родине, что я ревела целый день и всю ночь напролет, и тогда отец приехал и забрал меня оттуда.

На каникулах мы охотно играли в индейцев, тогда как раз было время историй Кожаного чулка (речь идёт о пенталогии Д. Фенимора Купера (1769-1851), посвященной приключениям охотника Наталиэля Бампо. Романы об истории Кожаного Чулка рассказывают не только о жизни героя, но и об эпохе колонизации Америки. Прим. переводчика). Герман с друзьями подкрадывались через гравийный карьер, окруженный маленьким лесом, и похищали меня как единственную «бледнолицую женщину». А сколько было томительного волнения в ожидании второй половины дня, чтобы после школы предпринять наши экскурсии.

В другой раз мы собирали полевые цветы, посевной куколь, мак и васильки, различные колосья. Отец получил заказ нарисовать новое знамя для союза, которое впоследствии и было вышито по его проекту. Снова и снова мы любовались цветами «нашего мака и наших васильков».
Зимой мы ездили в город Герблинген на каток. Герман уже действительно хорошо катался на коньках, и ему даже время от времени было позволено посещать прекрасное ледовое поле для взрослых в местечке «Парадис». Дорога туда вела далеко через города Фоертален и Шлатт, и мы юные оставались дома.

А еще мы устраивали санные вылазки. У каждого из нас был свой «котелок», это значит маленькая табуретка, в которой помещался ребенок. Сзади у таких саней крепился металлический стержень с многочисленными кольцами, которые сваривались вместе. Салазки крепились рядом. Так, длинным поездом, мы съезжали с горы Эммерс вниз в город по широкой улице. Повозки были тогда редкостью.
Дома у нас были различные животные. Одно время это был козленок, потом черепаха или белые мыши, для которых мы сооружали из детских строительных кубиков проходы, сквозь которые они должны были проходить.

Однажды вечером, незадолго до Рождества, отец распахнул дверь в нашу игровую комнату и сообщил нам, что у нас скоро появится новая мама. Его невеста, тетя Регина, пришла к нам в гости на Рождество. Мы хорошо знали тетю Регину, она была сводной сестрой нашей любимой матери, у которой мы неоднократно гостили на каникулах. Она была тогда с нами довольно строгой. Герман был ее крестником и явным любимцем.

Первой моей реакцией был дикий крик, а Пауль заплакал: мы не хотели злой мачехи. Герман же был благоразумен, он был всегда таким разумным и доброжелательным. Он поговорил с нами, сказав, что мы должны были бы подумать об отце. Что для него не было бы нормальной жизнью или радостью возвращаться домой после работы, где нет жены и что для него, отца, важнее всего воспитать нас нормальными детьми, не пронырами и лицемерами и что это ему удастся с тетей Региной. Мы понемногу успокоились, хотя наша экономка и пробудила у нас грустные чувства своими слезами от мысли о скором расставании.

После того, как наш отец снова женился, мы переехали более красивую и большую квартиру на Сантисштрассе, где через год появилась на свет наша сестра Регина. Счастье казалось полным; мы все радовались появлению ребенка в семье и жили прекрасной дружной и гармоничной семьей. К сожалению, это продлилось всего несколько месяцев. Новое счастье в семье не задержалось надолго. Оказалось, что состояние здоровья отца оставляло желать лучшего. Он быстро уставал, случались нарушения равновесия, как потом выяснилось, вследствие перенесенного в прежние годы отравления свинцом во время работы художником. Поездки на различные курорты снова позволили ему приступить к работе в школе, но только на небольшой срок.

Консультация с домашним врачом, господином профессором фон Монаков из Цюриха показала, что отец навсегда должен будет оставить работу в школе. Я очень хорошо припоминаю эту консультацию. Мы, дети, были как раз заняты рождественскими приготовлениями, разучивали рождественские песни под скрипку Германа, как вдруг нас попросили полностью замолчать.

Болезнь отца была, пожалуй, для Германа первым толчком к изучению медицины, в особенности нервных болезней. Однако он еще долгое время скрывал свою мечту; да и как он мог надеяться на ее реализацию при продолжительной болезни кормильца семьи!

Мать решила незамедлительно вернуться к своей прежней профессии, купила скромный дом и основала мануфактурную торговлю галантереей. Мы должны были покинуть нашу прекрасную квартиру. У матери было полно забот с ее делом, уходом по дому, четырьмя детьми и больным супругом. Поэтому мы, взрослые, должны были научиться помогать по дому и в саду. Герман был в то время гимназистом, разносторонним, одаренным и усердным учеником. Скоро у него появилось несколько частных учеников по латыни.

Теперь наш любимый отец всегда был дома, больной, но полный забот о нашем физическом и духовном развитии. Он часто читал нам и очень радовался, если мы находили немного свободного времени для короткой игры в шахматы, которую он так сильно любил. Он дарил нам всю свою любовь и заступался за нас, если мать в своей усердной занятости вдруг забывала, что мы, в конце концов, были еще детьми, и нам нужно иметь свободное время. И хотя несколько последующих лет были омрачены прогрессирующей болезнью отца, а финансовые дела были несколько осложнены, Герман испытывал все же много радостных часов в школе. Однако особенное удовольствие он получал, бывая в студенческой организации школы кантона Шаффхаузена, в «Скафузии», где его приятели непременно хотели видеть его на своих заседаниях, которые он обогащал своими докладами или, изредка, остроумным стихотворением.

После смерти нашего отца, возможность последующей учебы Германа была поставлена под большое сомнение. Да и сам Герман не мог с легкостью принять решения. Опекун настаивал на продолжении учебы, чтобы как можно скорее освободить мать. Поначалу мы решились на его пребывание в Невшателе, где он мог лучше подучить французский язык, а затем на каникулах он взял курс языка в Дижоне.
По всей видимости, именно тогда у Германа оформилось желание изучать медицину, в особенности после того, как Эрнст Геккель посоветовал ему заняться изучением естественных наук. Герман сказал мне: „Знаешь, если бы я только мог, сделать, как мне очень хочется, я стал бы врачом. Мне хотелось бы узнать, существовала ли пусть даже единственная возможность помочь нашему отцу.» Мать сразу согласилась, и неожиданно нашлись средства и пути, чтобы сделать его учебу возможной.

О своем пребывании в Невшателе Герман позже пишет (из письма 18 февраля 1906 г.): „Я бы никогда не вспомнил хорошим словом город Невшатель, не живи в нем господин Валдвогель. По мне, весь горный склон мог обрушиться в озеро, извергая при этом запах серы и грохот, как когда-то в Содоме и Гоморре. Покинув гимназию в Шавгаузене, где я был неплохим учеником, я не попадал в более глупые местности, чем в эту скучную смесь немецкого и французского языков. Бурнанд, художник из Хот-Рив, что близ города Невшатель, читал здесь недавно свой доклад, и когда я по окончании представился, этот хороший человек обнял меня со всей радостью. Этим я обязан Невшателю.

Настоящее время исследований наступило с пребывания в Дижоне. Так как я никогда более не хотел бы читать только книги, как в Шафхаузене, и хочу научиться читать людей. Что это значит, поясню в другой раз.

И если я некогда писал тебе раньше, что я делаю здесь самые милые знакомства, то именно в этой связи. Под «знакомством» ты не должна представлять себе сентиментальных германских «отмороженных рыб» и т.д., но интересных и богатых (но не обязательно золотом и серебром) людей.

Далее у меня есть план, который ты должна хранить в тайне, а молчать ты научилась. Больше всего я хотел бы стать психиатром. Это не должно помешать мне получить образование общего врача, но самое интересное в природе — это человеческая душа. И самое большое, что человек может сделать — это лечить больные души. Как же я могу об этом не думать?. „Человек растет со своими высокими целями. Так что храни в тайне этот мой план, до тех пор пока он не созрел окончательно“.

ПРИ ПЕРЕПЕЧАТКЕ И ИСПОЛЬЗОВАНИИ МАТЕРИАЛА УКАЗАНИЕ АВТОРА ПЕРЕВОДА ОБЯЗАТЕЛЬНО.

Понравилась статья? Поделитесь с друзьями!
Была ли эта статья полезной?
Да
Нет
Спасибо, за Ваш отзыв!
Что-то пошло не так и Ваш голос не был учтен.
Спасибо. Ваше сообщение отправлено
Нашли в тексте ошибку?
Выделите её, нажмите Ctrl + Enter и мы всё исправим!